— Кто?
— Голоса в голове, — засмеялся Тимофеев.
А вот Васильеву было не до смеха. Его глаза стали бегать, будто что-то искали. Ну наконец-то, радостно подумал я, как вдруг рядом хрустнула ветка и справа от меня, возле морды на землю наступил сапог. Кто-то подошел так тихо, что я от страха чуть не подпрыгнул. На мое безмерное счастье, хозяин сапога меня не заметил, а стал тихо подходить к дискутирующим людям. Сейчас этого случайного прохожего убьют, если Аля замешкается.
— А ведь он прав, — вдруг уверенно сказал Васильев, и направил ствол пистолета в голову Тимофееву, — мы все это начали.
— Да что ж такое? — раздосадовано и обиженно пробормотал Тимофеев, — Нечестную игру ведете, барышня.
Он попытался поднять свой пистолет, но Васильев прижал свой ствол к его виску.
— Надо бы их отпустить.
— Очнись, братан, — попробовал Тимофеев, — тебя дурят.
— Руки вверх, — приказал Васильев.
Вот и все. Мне даже не надо было появляться, чтобы не попасться этому человеку на глаза. Но я тут же осознал свою ошибку.
Человек подошел к Альбине и приставил ей к виску дуло «Калашникова».
— Угомонись, дочка, — нежно сказал Степаныч, — не надо всего этого.
Я уже ничему не удивлялся. Только осознавал горькую истину. Васильев отнял у Степаныча охотничью винтовку, но приобрел его душу в обмен на автомат. Итог — вся троица была хорошо вооружена, и, что самое главное, лучше подготовлена. Их план был безупречен. И встречу они назначили заранее, возле поваленной сосны у оврага. А я чуть не принял затылком автоматную очередь. Оставшийся козырь у нас в рукаве, это я.
Аля медленно опустила глаза, полные слез.
— Вот и молодец, — по-отцовски похвалил Степаныч и опустил автомат, — и уж если вы перед смертью хотите знать, кто все начал, так знайте. Хочу покаяться. Это я.
— В смысле, вы? — удивленно спросил Паха.
— А вы думаете, что куры могут сдохнуть от голода за один день?
Нет конечно, подумал я, чувствуя, что мое и без того холодное сердце покрывается ледяной коркой. Да они будут клевать друг друга, но от голода страдать не будут. Это очень жестокие твари. Васильев с Тимофеевым им подметки не годятся. И домовой мой хорош, хозяин хренов. Даже не заподозрил неладное. Этого всего можно было избежать.
— Я отравил Егорыча, мир его праху. И кур заодно.
— Зачем? — тихо спросил Паха, который еще сегодня утром и не догадывался, что жизнь может быть настолько интересной.
— Зачем Егорыча, или зачем кур?
— Кур-то зачем?
— Чтобы было больше слухов и меньше подозрений. Колдовские дела и все такое.
