Бросив на срезанного ведущего полный сочувствия взгляд, старушка высокомерно принялась жечь подмалёванным глазом чернь в студии.
Клавдия Олеговна тихо просияла.
— Действительно, — полушёпотом сказала она, — слева — высокий, справа — слепой, а нужен — прямо. Чего ж тут непонятного?
Муж, смотревший в экран с лёгкой долей скепсиса, великодушно поддержал супругу и заодно продолжил культурный разговор:
— Конечно… Невысокий и не слепой, ясно всё с ними… Или вот ещё я что думаю: сейчас всё на евреев валят. А чем они виноваты? Они мучаются, бедные, сочиняют. Алла Пугачёва поёт, еврейка. Киркоров тоже поёт, не еврей. Высоцкий, еврей, умер. А вот Баскова, еврея, не люблю.
Выслушав мой рассказ, сидевшая напротив хозяйка воскликнула: «Жуть какая! Какие-то ненормальные вам всю дорогу попадались! Видите, как вам с нами повезло».
Ночью я проснулся от приступа паники. Сердце бешено колотилось, однако понять причину испуга я не мог — сон снился нормальный, в квартире было тихо и спокойно. Потом увидел лежащее рядом с моей головой стекло размером 20x30 сантиметров и догадался.
Накануне хозяйка повесила над изголовьем моей кровати дешёвый церковный артефакт — помещённую под стекло картинку на тонкой бумаге. Увесистое стекло было вставлено в хлипкую раму китайского производства. Рама держалась на нескольких крошечных каплях клея. Мои робкие попытки возразить против этой гильотины над головой действия не возымели.
Падение стекла привело меня в ярость. «Чёрт, просил же не вешать! Чем она вообще думала! Какого дьявола! Несколько сантиметров в сторону — и торчало бы это стёклышко у меня в виске или в шейной артерии», — негодовал я.
Утром я, как можно спокойнее рассказал хозяйке о ночном происшествии и потребовал не размещать впредь никаких предметов над моим спальным местом.
Хозяйка ужаснулась:
— Ах, моя вина!
«Ну, слава богу, хоть это дошло», — подумал я с облегчением, а зря — хозяйка продолжила.
— Это ведь святой Георгий. У него на днях день памяти был, а я свечку не поставила. Вот он мне знак и подал.
