В подъезде сильно несло дерьмом. Двери всех квартир стояли распахнутыми. Внутри горели тусклые лампы накаливания, подвешенные на ломкие, старые провода. Лампочки освещали кучки свежих человеческих фекалий, непонятно зачем наваленные на пол в таком количестве, и разбросанный по паркетному полу одноразовый современный мусор. Мысль о том, что ещё позавчера это был дом, и я в нём ночевал, казалось дикой.
Мои арендодатели собирали вещи. Точнее, Галя пыталась это делать, а Федя с закодированным6 на днях сыном бродили пьяные и иногда перетаскивали один и тот же гигантский пуховый тюфяк метров на пять то в одну, то в другую сторону. На полу валялись разнокалиберные чугунные утюги, чёрные, тяжёлые сковородки того же почтенного племени, кованая спинка от старинной кровати, рассохшаяся прялка и потрескавшийся кожаный хомут, штук пять непарных валенок, чемоданчик-футляр с фотоувеличителем УПА-2, слегка помятое крыло от автомобиля то ли «ГАЗ», то ли «Победа», огромные банки с притёртыми стеклянными крышками, в которых искрилось кристаллами засахарившееся варенье двадцатилетней давности, вытертые до белизны джинсы «Rifle», дюжина грязных бутылок из-под спирта «Рояль» и видеокассета с надписанным шариковой ручкой названием фильма, в которое вкралась забавная ошибка: «Греческая смаковница». При этом все современные, то есть каждодневно используемые хозяевами вещи находились на позавчерашних местах.
— Как? Как это всё? Куда? Мама моя ещё, царствие ей небесное, нажила, а вы… а-а-а-а-а! бл… дь, нажрались, суки, а вы всё просрёте, просрали уже… Пятьдесят лет тут, каждая вещичка на родном месте, приросла… Не брошу, ничего не брошу, везти отсюда не дам!
Галя рухнула на пол, подгребла под себя часть столь дорого ей хлама (он действительно внушал почтение к когда-то прожитым здесь основательным жизням) и завыла. Федя с сыном перенесли тюфяк из прихожей в свою комнату, после чего закурили с сознанием выполненного долга. Меня никто не замечал.
Из своих вещей я забрал только бритвенный станок «Жилетт», чудом не потерявшийся за двенадцать лет переездов, а всё немногочисленное остальное добавил к инсталляции, которую Галя поливала слезами.
Новые соседи-хозяева оказались непьющими.
К ним я попал после того, как в найме жилья мне отказали две подряд прелестные старушки. Одна объяснила маклеру, что прописка у меня тверская; там, как известно, везде зоны, а это значит, что я наверняка в них сидел. Вторая, желавшая получать оплату исключительно в USD, грозно задала вопрос о вероисповедании, после ответа «гностик» обвинила в сектантстве, накричала на маклера за привод неправославного клиента и долго крестилась нам в спину, сплёвывая на пол подъезда.
