После полудня Митя укатывал на стан, отцеплял культиватор, на место его навешивал косилку и, задрав ее кверху, гнал на травяное поле, резал там клевер и тимофеевку, сгребал накошенное, а женщины, возвращаясь с поля, походя набрасывали траву в прицеп, стоявший тут же. Это на ночь бычкам. Или на день, если зарядит дождь и стадо не выйдет на пастбище.
Часам к четырем работа на колхозном поле заканчивалась. Зато возле домов начиналась новая суета. Кто брался подкашивать траву на дальних концах в огородах, исподволь готовя сено на зиму, кто полол и рыхлил свои грядки и картошку, которая была в каждом огороде и славно родила в любой год. Чистили хлевы, складывая навоз на гноище, по второму разу ходили доить коров или на речку, где полоскали стираное, и так дотемна, все тихо-спокойно, споро и ровно, без натуги и без жалоб, как привыкли работать в деревне, иной раз и за соседа, если тому занеможется или пойдет по делу в Кудрино, а то и в район.
На село из Лужков ходили ежедневно. Кому сахар-хлеб, кому справка в сельсовете, почту взять-отправить, у кого телевизор сломался, и мастер Митя сам не в состоянии исправить. Нужда находилась, хотя если говорить о телевизоре, то летом он ни в одной хате не включался. Некогда рассиживаться. Зимой — другое дело, зимой телевизор трудился и днем и ночью, заменяя театр и лектора, туризм и разговоры о чудачествах, вроде плавания через Ла-Манш.
Вот такая жизнь шла здесь много лет без особенных перемен. Как и в старину, в Лужках знали все и про всех, семейные тайны не хранили, разговоры вели откровенные, как бывает среди близких родичей. Ссоры возникали редко, их быстро тушили и забывали, понимая, что разобщенность — самое последнее дело, способное развалить даже налаженную жизнь. В деревне привыкли к атмосфере мира и труда. Никто не хотел выглядеть хуже соседа, помощь и выручка существовали как святая необходимость. Честно говоря, слово «колхоз» подходило к Лужкам куда больше, чем к холодноватому, официальному Кудрину, где за послевоенное время всякого-разного народа понабралось. Лужки считались отдельным звеном колхоза, но начальства у себя не имели, и, как это ни странно, с одним звеньевым дела тут шли лучше, чем с привычным для Кудрина «давай-давай!». Малым числом работников Лужки растили на тридцати гектарах картофель, чуть больше клеверов на сено и на семена и почти сто тридцать гектаров ржи или ячменя. Один семипольный севооборот. Урожай получали выше, чем в селе. Да еще выхаживали полторы, а не то две сотни бычков на мясо. Тракторы и людская подмога приходили к ним только в пахоту-сев, случалось, на сенокос, ну и на уборку картофеля. С остальным справлялись сами.
