Сергей Иванович Дьяконов, посмеиваясь и подзадоривая Савина, все лужковские хлопоты переложил на главного агронома.
— Он у вас тутошний, с ним и толкуйте. У меня без Лужков — во! — и проводил ладошкой по горлу.
После смерти Петровны Михаил Иларионович с женой и внучкой стали ездить в Лужки каждые субботу и воскресенье. Катерина Григорьевна оставалась с внучкой и на неделю. Ходила вместе со всеми полоть и окучивать картошку, работала на своем огороде и в саду, соседям помогала, Насте, к примеру, когда прибаливала, или у кого забот побольше, корову подоить-встретить, например. Зато каждое утро на савинском крыльце уже стоял горшочек с теплым молоком.
— Оно лугом пахнет, — сказала однажды Катенька. — Правда, лугом. Я нарочно нюхала на лугу за рекой, и когда пила из чашки. Одинаково.
— Хорошо пахнет?
— Ромашками. И пенка желтая, как ромашки.
— Коровы ромашку не едят.
— Все равно вкусно. Может, они надышиваются цветами, оттого и молоко такое.
— Вот когда полынь молодую нечаянно схватят, молоко горчит. Не было такого?
Катенька отрицательно качала головой. А если и горчит, чего тут бояться? Полынь тоже трава.
Бывая в Лужках, Савин особенно тщательно осматривал поля, Обходил их пешком, оценивал, а по вечерам говорил обо всем с Митей и женщинами. Случалось это чаще в закатный час, когда лужковцы выходили перед сном посидеть у палисадников. Вот тогда агроном и заводил разговор о полях, хвалил или выказывал горечь, если что-то неладное. И больше ничего. Не указывал, не стыдил, просто говорил, что видел. И этого доставало для завтрашнего большего усердия. Митя не спорил. Старый агроном знает больше, чем Митя. В сущности, все поля были его полями, он везде поспевал со своим трактором, безотказным, как и хозяин. Уж сколько лет, как вернулся из армии, — и все на этих полях. Пахал-сеял, полол-удобрял, каждую кочку и борозду в лицо знал. Самолюбия у него было предостаточно, чтобы не уронить крестьянское достоинство. Молча выслушивал агронома, нещадно дымил и с утра бросался исправлять упущенное.
Земля вокруг Лужков лежала тремя большими кусками гектаров по тридцать. Еще в одном месте, подальше, четвертое поле. Вся пашня занимала возвышенности, разделенные ольховыми низинами, где в зарослях протекали малозаметные ручьи и таились болотца. Поля удобные, загороженные лесами от ветров, а главное, почти без застойной воды. Зачинатели деревни понимали толк в земле, чутьем и опытом выбирали для обработки самые удобные места, правда, бедноватые, но, как любят нынче говаривать, перспективные. Дай им удобрения, и родят полной мерой. А уж красивые какие!..
