— Наказали вас?
— Сразу на исполком. Мне — выговор за непослушание. Сергею Ивановичу — за слабую воспитательную работу. Уполномоченного нам подсунули для подмоги, раз мы послабление прощаем. И смешно, и грустно.
— Чего смешного-то!
— Именно смешно. Завтра выйдет газета с решением исполкома, а в той же газете сводка о заготовке кормов. Мы там едва ли не на первом месте по району. Кто-то не заметит, а кто-то и посмеется. Ладно, не первый раз. Как-нибудь переживем. Значит, грибов наварили? Митя сам разрешил?
— Сам, сам. Только он не пошел. Как завалился спать, так и не выходил из дому.
— С Архипом они сошлись? Работа у нашего зятька получается?
— Не могу сказать. Не знаю. Замкнулся Архип. Злой какой-то.
— Чем недоволен?
— Думаю, по водке томится. А тут еще-Зина с ним не больно ласкова. — Катерина Григорьевна оглянулась на дверь и, понизив голос, рассказала об оранжевом огнетушителе.
Савин хмыкнул. Покачал головой. И рассмеялся, представив себе переживания мужика.
— Ты ей подскажи, нельзя так круто. К ужину рюмочку надо поставить, чтобы не мучился. Постепенно, глядишь, и отвыкнет. А то ведь сбежит, не догонишь. Это такая болезнь.
Катерина Григорьевна вздохнула и еще тише сказала:
— Странно у них. Зина сама по себе. Архип — тоже. По-моему, не любит она мужа.
— Поздно разбираться, любит или не любит. Трое детей.
— Не любит, — повторила Савина, продолжая свою мысль. — И глаза у Зинки такие, что прямо боюсь за нее. Все чего-то ищет. Так и до греха недалеко.
Они помолчали. Ночь накрепко усыпила небо и землю. Мелкие звезды мигали на очистившемся небе, оттуда ощутимо падал холодок. Остывающие луга рождали туман, он постепенно окутал сперва луг за Глазомойкой, потом и бугор с девятью хатами.
— Поживем — увидим, — Михаил Иларионович поднялся. — Наше дело с тобой какое? Была девушкой — смотрели за ней, блюли. А теперь что? Слюбятся — стерпятся. Пошли в дом. Ты мне чаю сделай, душа просит. Все спеклось за большой день. Горячего чаю!
Спать Михаил Иларионович не мог, ужинать отказался. Посидел за чаем с тяжелыми думами, послушал тишину и лег. Слишком много всякого за один только день.
Савин не захотел рассказывать жене о всех перипетиях, чтобы не расстраивать ее. Довольно, что самого лишили того спокойствия, которое просто необходимо в эти напряженные дни, полные сложностей, надежд и опасений. Ведь день вчерашний оказался на редкость тяжелым, неприятным, хотя и начался обычно, без суеты.
Дьяконов и Савин объехали бригады колхоза, убедились, что дело налажено, и поехали в район по делу, о котором говорили накануне.
