— То есть, ты не влюбился в него тогда, в вашу первую встречу?
— Нет.
— Но вы же переспали?
— И что? — Андрей снова усмехается. — Для этого не требуется быть влюбленным.
Он теперь не скрывает от меня личного, и это мне нравится. Его как будто уже ничего не сдерживает передо мной, он совершенно открыт, и я ловлю каждое слово. Я хочу продлить этот момент, этот разговор.
— И когда ты понял, что влюблен в него?
— Мы пересеклись потом, несколько лет спустя, — продолжает отец. — Я стал спокойнее, взрослее, наверное. Мы долго сидели в баре тогда, говорили. Потом встретились еще несколько раз, и я понял, что ни с кем мне никогда не будет так, как с ним. Влад удивительный человек. Он всегда умеет успокоить, поддержать. Если бы ни его поддержка, я даже не знаю, что бы со мной было.
Я смотрю на Андрея и вдруг понимаю, что Влад его буквально собрал в свое время по кусочкам. И не собрал осколки и склеил, как ему нравится, а бережно восстановил исходник, почти затоптанный общественным мнением и моей матерью. Я вдруг всё вижу: все раны, стертые углы, ноющие шрамы. И я вдруг понимаю, что таким отцом, какого имею, полностью обязан Владу, что без него вообще ничего бы не вышло.
Вечером, когда мы приходим в больницу к Владу, тот уже спит. Медсестра говорит, что он устал от многочисленных проверок и анализов, так что не проснется до утра. Андрей расстраивается и не может этого скрыть. Хотя, думаю, он и не пытается. Слишком долго слишком многое он от всех скрывал. Сейчас-то точно можно передохнуть. Он сидит у постели Влада и держит его за руку. Гладит пальцы, проводит ладонью от локтя до кисти, что-то говорит. Я не слышу. Я стою у двери, и у меня все сжимается внутри. Я почему-то только сейчас начинаю осознавать, что если Влад не выкарабкается, то вообще неизвестно, что станет с Андреем.
*** *** ***
Первая операция несложная. Так говорят врачи. Доктор, тот самый, который постоянно мне подмигивает, объяснил, что главная задача — восстановить связи между мозгом Влада и его позвоночником. Как я понимаю, мозг сейчас довольно вяло посылает импульсы двигательной активности и находится в состоянии глубокой апатии, а позвоночник напрочь отказывается эти импульсы принимать и вообще ведет себя безответственно. В общем, в организме все сломалось, перепуталось, все в каком-то шоке, и надо чинить.
Волосы у Влада только начали более-менее отрастать, и вот опять его, обритого, с ужасным шрамом, везут на операцию. Мы сидим в коридоре втроем: я, Андрей и Юля. Она по условиям контракта должна всегда быть с нами в такие моменты. Мало ли что — вдруг нужно будет переводить. Хотя доктор и два его ассистента уверяли долго и настойчиво, что операция несложная и неопасная, Андрей весь как на иголках. Как будто мы в самолете летим, честное слово! Места себе не находит, дергается. Тут уже вопрос не в том, чтобы скрыть свое волнение. Тут уж как бы волнение не сожрало его целиком.
