— Владимир Ильич, а вы не знаете? — удивился Вася.
— Нет, Вася, не знаю…
— Не знаете?..
Превосходство над взрослым человеком, над Лениным доставило мальчику истинную радость, и он снова спросил:
— Правда не знаете?
— Правда.
— Это же махаон, Владимир Ильич!
— Махаон, — повторил Ленин и снова, зажмурив один глаз, другим с любопытством приник к ладошкам Васи. — Нет, — наконец решил он, — такой никогда не видел.
Вася почувствовал горячее дыхание Ленина на своих пальцах, видел на его затылке слегка курчавившиеся волосы, видел сильные плечи и шею… Вот так рассматривали бабочку, которую он поймал в то воскресенье, Гриша, Оля и Цыганок… А взрослые так не рассматривают. Ни один из них…
— Великолепный махаон! — еще раз похвалил Владимир Ильич, отрываясь от Васиных теплых ладошек.
Он взял мальчика за руку и пошел с ним дальше. Облачко, похожее на рыбу с длинным хвостом, растянулось, стало бесформенным. Зато выползло другое — похожее на толстый, приплюснутый гриб-боровик.
Ленин спросил Васю:
— Не устал?
— Я-то? Я, Владимир Ильич, весной и летом с утра до вечера бегаю…
— А уроки сами делаются?
— Какие уроки! Нам мало задают на дом.
— Почему же?
— Так это при царе угнетали, а теперь не угнетают…
— Вот как? Интересно! «Не угнетают»? — Ленин рассмеялся.
— Нет…
— А какие песни вас учат петь?
— А вот эту… «Кто был ничем, тот станет всем…»
— «Интернационал»?
— Ага.
— А еще?
— Еще?.. — Вася задумался. — Больше никаких… Так, дома сами поем всякие…
— Какие же?
— Про Ермака, «Есть на Волге утес…».
— Хорошие песни.
— Мне тоже нравятся, Владимир Ильич.
— Хорошие песни, Вася, — повторил Ленин, вспоминая, как и он давным-давно пел эти песни.
Он отдыхал, наслаждаясь добрым солнечным днем, возможностью гулять под голубым светлым куполом, слушать пение жаворонков, трогать сухую, жесткую ручонку Васи, дышать полной грудью теплым, духовитым воздухом лугов и лесов.
— Прекрасный день… Прекрасный день… — повторял Ленин, с удовольствием думая о завтрашнем утре, когда он сядет за стол и возьмется за дела. И с особенным интересом — за одно из них. — Прекрасный день…
Все уйдет: бесконечное подполье, почти круглосуточная беготня по студенческим и рабочим кружкам, конспиративным квартирам, томительная ссылка, будни — и подчас мелочные, — эмиграции, война, борьба с разрухой и голодом — все, все уйдет, как бы оно ни было значительно. Все это лишь черновая работа, расчистка площадки, на которой нужно строить новый мир.
И как ни преуспела партия раньше в великой, но все же лишь подготовительной работе, сейчас призвание ее в другом — строить, созидать. Ради этого был разрушен старый мир…
