— Конечно. Вы по своей природе не ведаете, что такое зависть, коварство, злопыхательство и прочие первородные грехи рабов божьих.
Ленин развел руками:
— Вы меня убиваете хваля!
— Владимир Ильич, я уважаю вас, ценю…
— Уважайте, цените только на деле, Федор Васильевич!
— В партии вы не один, Владимир Ильич. Проверьте: найдутся сотни таких, как этот ваш Кавлетов. Их больше, чем Лениных, Чичериных, Луначарских, Красиных и Дзержинских… И они вас победят, рано или поздно. Рано или поздно!
— Федор Васильевич! Батенька!
Покровский сцепил руки на животе, опустил голову. Больше он не намерен говорить. «Все, все!»
Тем временем Владимир Ильич попросил соединить его с Кавлетовым из ВСНХ.
— Товарищ Кавлетов? Мы, кажется, с вами уже встречались? Кажется, я вам советовал начать учиться? Учитесь?.. Хорошо…
С печальной безнадежностью слушал Покровский, как Владимир Ильич объяснял всю важность использования старых специалистов, как редки и ценны настоящие ученые и инженеры, как опасно давать волю мелким чувствам, и качал головой: разве можно что-то изменить?
Потом Ленин звонил к Кржижановскому, но того не оказалось на месте.
— Однако, Федор Васильевич, — сказал Владимир Ильич, — вам нужно давно быть в столовой.
Ленин извинился и прошел в секретариат: нельзя ли накормить обедом («Очень деликатно! Очень деликатно!») посетителя?
Когда Ленин вернулся, Федор Васильевич был уже в шубе.
— Конечно, надо работать, — сказал Покровский. — Но не знаю… Не знаю, Владимир Ильич…
Ленин подождал: на это он отвечать не будет. Только после паузы сказал:
— И комиссия Кржижановского, и ВСНХ теперь, надеюсь, примут вас с охотой. Подумайте. А сейчас зайдите, пожалуйста, в секретариат, Федор Васильевич. До свидания.
В коридоре, по пути домой, Ленин вдруг вспомнил свои слова: «У нас так не будет!» — и насторожился. «Конечно же, так не будет!»
В нетерпеливое мгновение промелькнул перед ним почти забытый эпизод. Неожиданно Владимир Ильич ощутил благодатную теплынь, сверкание огромного летнего солнца, запах прогретой им листвы.
Как-то в субботний вечер в тяжелом для революции восемнадцатом году выбрался он на дачу отдохнуть. Еще не было Горок как постоянного места отдыха, и он иногда выезжал на дачу к друзьям. Вместе с Владимиром Ильичем поехали в этот раз Надежда Константиновна и их знакомая. Прогуливаясь, не заметили, как за ними увязалась все увеличивавшаяся стайка деревенских ребятишек со щенком. Щенок был лохмат и неуклюж — живое воплощение простодушия, доброты и, пожалуй, беспомощности. Владимир Ильич стал играть с ребятами, доказывая, что это не щенок, а огромная и наверняка злая собака.
