— Добрый вечер, мистер Уэллс, — приветствовал его Покровский на отличном английском языке. — Что вас интересует? Я постараюсь ответить.
Уэллс сказал, что он прекрасно понимает, как неудобно заговаривать с прохожим на улице. Но другого выхода нет: он писатель и приехал, чтобы познакомиться с жизнью новой России.
— Пусть вас это не стесняет, — ответил Покровский. — К нам иногда являются в дома ночью, не спрашивая, желаем мы разговаривать или нет.
Переводчица, уставшая за день, выпрямилась, широко раскрыла глаза, удивленная и возмущенная: о чем он говорит?
— Я ничего не выдумываю, гражданка, — обратился Федор Васильевич к переводчице. — Меня, действительно, обыскивали ночью. Почему? На каком основании? — И Уэллсу: — Когда Ленин узнает о подобных безобразиях, он велит сурово наказывать виновных. Не только обыскивали, но и забрали серебро…
Писатель, как истинно воспитанный и деликатный человек, понял, что разговор касается больного для этих людей вопроса, и не захотел развивать щекотливую тему.
Уэллс спросил, какое положение занимает его собеседник в обществе. Кто он?
— Я инженер-энергетик, — сказал Покровский, — а мое положение в обществе, пожалуй, еще точно не определено. Во всяком случае, до последнего времени я находился на положении безработного…
Уэллс оглядел Федора Васильевича, санки с поленьями и спросил:
— На сколько дней хватит вам этого топлива?
— Дня на два…
— Сколько это стоит?
— Пятьсот рублей. Говорят, что это дешево.
Чекулин, с плохо скрытым подозрением смотревший на Покровского, энергично кивнул переводчице, и та послушно отошла в сторонку.
— Что он говорит, этот тип? — спросил Чекулин, который и без перевода, по выражению лица женщины, почувствовал недоброе: этот старик втянул их в неприятную историю.
Переводчица не знала, что делать: отвечать ли Чекулину или слушать, не упустить то, о чем говорит Покровский.
— Пятьсот рублей… — повторил Уэллс. — А как вы относитесь к революции?
— Что он говорит? — допытывался Чекулин.
Переводчица лишь махнула рукой: не мешайте! И вслушивалась, с нетерпением ожидая ответа.
— Это величайший эксперимент в истории человечества, — ответил Покровский. — И затеян он величайшим и благороднейшим человеком.
Переводчица облегченно вздохнула и быстро проговорила Чекулину:
— Правильно говорит, правильно…
Слово «благороднейший» особенно понравилось Уэллсу, и он в знак одобрения закивал головой:
— Это, пожалуй, очень точно… — И потом спросил о главном: — Но не ошибается ли в своем эксперименте мистер Ленин?
