Янка вдруг представила, как папа приезжает и вправду забирает у нее айфон. Потому что так разговаривать с отцом… Раньше она даже в страшном сне себе такого представить не могла. А теперь вот почему-то можно. Ну и как она без своего любимого телефончика, когда уже привыкла и относится к нему почти как к живому? Вот так-то… Надо было сразу играть в гордость и отказываться от подарка. Интересно, а он сразу два купил: ей и Варьке? Сразу два, наверное, дешевле.
Янке казалось, что она до сих пор, как Маруська, все стаскивает и стаскивает с головы черный платок.
Самое дурацкое, когда у девчонки, которая тебе нравится, день рождения. А у тебя денег нет, и вообще… Что он может подарить Янке? Что вообще дарят девчонкам? Особенно таким… Потом Таль вспомнил про браслет.
Браслет из круглых сердоликовых бусин, он Талю иногда даже снился. Это еще летом было, когда Янка только переехала. Они махнули всей компанией в Коктебель, ну а там, конечно, на набережной чего только нет. И вот этот браслет. У Янки сразу глаза загорелись, будто она в жизни ничего подобного не видела. Долго перебирала круглые холодные бусины, гладила. Но и стоил он, надо сказать… ни у кого в их компании таких денег не было. А сейчас тем более откуда Таль возьмет? Да и набережные в Коктебеле пустые, не сезон ведь, где этого мужика с браслетами искать? Таль так измучился, что вечером, когда мама кормила Пашуню, а Анюта и Маруська сидели тут же, сказал, за деловитостью скрывая неловкость:
– У Янки день рождения во вторник.
– Ух ты, здорово, – равнодушно отозвалась Анюта. Даже головы от альбома не подняла. Но мама, конечно, сразу его поняла.
– Ох, Талечка… что бы придумать? Надо же ее поздравить обязательно. Надо подарок… погоди, сейчас Пашуня поест, у меня есть кое-что.
Мама тут же встала и, придерживая Пашуню одной рукой у груди, достала из шкафа свою старую шкатулку. У нее в этой шкатулке все лежало: свидетельства о рождении, бусы из жемчуга, которые папа подарил ей на свадьбу, первый состриженный Талев локон, ну и девчонок, конечно, тоже. И свидетельство о папиной смерти было тут же.
– Вот, смотри, сынок, они дорогие очень, это мне бабка моя на шестнадцать лет подарила, – мама протянула Талю старые сережки с голубыми, будто застывшая вода, камешками. – Вот, Яночке понравятся.
Таль болезненно поморщился. Мама так отстала от жизни! Какие-то допотопные сережки! Они провалялись в шкатулке полвека, мама сама их никогда не носила, все потемневшие, древние… Янка в жизни их не наденет! Потому что он никогда и ни за что ей их не подарит! Мама смотрела на него радостно, и он чувствовал, как закипает в нем раздражение. Еще чуть-чуть, и он сорвался бы, но все-таки хорошо, когда у человека есть такая сестра, как Анюта. Она полюбовалась плавной линией цветка на рисунке и сказала:
