Только одно зацепило Янку: она встрепенулась, когда из дома вышла тетя Нияра, мама Таля. Она была маленькая, вся какая-то высушенная, с длинной темной косой, которая хлестала ее по спине. Серебряными нитями прошили косу седые волосы. Огромный живот она несла тяжело, поддерживая рукой, будто обнимала. Тетя Нияра все вытирала сухие глаза, словно там стояли невидимые слезы. За ней шел Таль. Он был в черной футболке, в школьных брюках. Мягкие, светлые волосы его были странно причесаны, так непохоже на него, так дико, неправильно. Он подошел к девочке с куклой, стал что-то говорить, а потом повязал ей на голову черный платок. Но девочка тут же сорвала его с головы и бросила в песок. Таль поднял его, отряхнул и снова завязал, крепким таким узлом, и сказал что-то сердито. Но, как только Таль отвернулся, девочка опять сдернула платок и бросила далеко под скамейку.
Янку Таль, конечно, не заметил. А она так и не решилась войти. Не знала, что сказать. Правда, ну что говорить, когда такое случается? «Соболезную»? Нет в мире более дурацкого слова! И Янка знала, что никогда не сможет его из себя выдавить.
А дома веселый Глеб собирал свой рюкзак.
– А я, Янка, уезжаю!
– Куда?
Конечно, что еще могло произойти в такой черный день? Только вот это – он уезжает. Жизнь решила добить ее сегодня.
– Твой замечательный дядька Тарас ведет меня в горы! Будем с ним встречать Новый год в урочище Хапхал! У них такая традиция, и меня любезно пригласили!
– У кого «у них»?
– Ну, у этих… горных людей. У Тараса и его друзей. Урочище Хапхал! Как тебе? Ты была в урочище Хапхал, моя красавица?
– Нет.
– И я не был! Наверное, удивительное место! Послушай сама: «ур-р-р-р-рочище»! Рычит, как чудище! И такое нежное, будто по шелку рукой провели, – Хапхал…
– Здорово, – без всякого выражения сказала Янка и стала подниматься к себе. Ей казалось, что к каждой ноге у нее привязано по гире.
– Эй! У тебя все в порядке?
Нет. Ничего у нее не в порядке. Все у нее плохо! Так, что хуже не бывает! Янка бросила сумку в угол, повалилась на кровать. Наверное, эта девочка, которая не хотела надевать черный платок, – сестра Таля. Янка думала, у него одна сестра – Анюта, но, наверное, про эту она просто не знала. А еще думала, что они с Талем друзья! Но если вспомнить, то получается, что последние два лета они виделись мельком, и Таль никогда не рассказывал о себе.
Два следующих дня были наполнены тоской, невыплаканными слезами. По кому ей плакать? У нее лично ведь никто не умер. Но слезы стояли где-то в горле, не давали дышать. К деду приходили товарищи-приятели и вспоминали всех, кто когда-либо на их памяти утонул. На рыбалке ли, сдуру ли, по пьяни, в шторм и даже во время войны, о которой они знали по рассказам своих отцов и старших братьев. Янка не могла все это слушать, но бабушка заставила ее лепить вареники, и Янка стояла и лепила. Творог, который бабушка принесла от Ясько, был с укропом и какой-то пряной приправой. Янка шмякала его ложкой на белые кругляши теста и все думала: откуда у Ясько свежий укроп в декабре? Наверное, они выращивают его на подоконниках в таких длинных и узких деревянных ящиках.
