Знал я и крепость Орешек. Ее удерживали моряки, не давая фашистам ступить на Ладогу.
Сладко накатывался сон. Почувствовав, что уже не выдержу его натиска, остановил машину. Вылез из кабины, приложил горсть снега к глазам. Острыми льдинками кольнуло, разбудило мозг. Проверил переднюю рессору. Она ослабла на ухабах, я подкладывал под нее старую покрышку. Покрышка чуть сползла, покрепче подтянул ее к буферу. Левую ногу свело от холода — память об ожоге, который я получил в начале декабря. Тогда наше звено работало на дальних перевозках по маршруту Вагановский спуск — Кобона — Новая Ладога — станция Заборье. Расстояние в один конец 308 километров. Ехать приходилось по глухим, необжитым местам почти без остановок. Останавливались лишь, чтобы заправиться горючим. Его брали из бензовоза.
Не было ни шлангов, ни воронок. Заправлялись в спешке. Бензин заливался прямо из ведра, а ведро ставилось на колено. Не все горючее попадало в горловину бензобака. Я не заметил однажды, как бензин выплеснулся мне на ногу.
Одет я был тепло. Бензин пропитал брезентовые брюки, а затем ватные и нижнее белье. Попав на кожу, Он уже не мог испариться.
На станции Заборье нас загрузили мукой, и мы тут Же отправились в обратный путь. Вскоре я почувствовал резкую боль от бедра до ступни. А когда подъезжал к Вагановскому спуску, левую ногу совсем свело. Ее нельзя было ни согнуть, ни разогнуть. Пришлось нажимать на педаль сцепления правой ногой.
Сразу после разгрузки приехал в санчасть своего батальона. С ноги уже нельзя было снять одежду. Врач разрезал ее до самого верха. Нога оказалась в волдырях. Они уже прорвались. Бензин глубоко проник под кожу. Врач отругал меня за неосторожность и поставил диагноз — ожог первой степени.
Ногу промыли, смазали мазью, перевязали бинтами. А потом меня уложили в постель. Врач запретил ходить две недели.
Но утром я сбежал из санчасти, увидев из окна свою машину. На ней как раз вернулся из рейса Миша Ляпкало. Комсорг роты часто работал вместо заболевших или обессилевших от бессонницы водителей.
Мы с ним большие друзья. Умеет Миша и развеселить, и поддержать человека, если с ним случится беда. Но тут, увидев, как я, хромая, бегу к своей полуторке, закричал:
— Ты что, сдурел, Сеня! Отрежут тебе ногу!
Я молча вытянул его из кабины. А когда прочно уселся за рулем, сказал:
— Вот видишь, Миша, у меня больше силы, чем у тебя!
Он обиделся:
— Не могу же я драться с инвалидом! К тому же проведать тебя заехал!
