…Три дня я не показывался в своем подразделении — все время был в разъездах. Старался попасть в рейс подальше, чтобы не скоро возвращаться. Однажды на озере встретился со своим комсоргом. Узнал от Миши, что врач грозился посадить меня на гауптвахту. Командир роты Соболь оправдывался в санчасти: «Я его не уловлю! Знаю, что работает, а где — не разыскать!»
На четвертый день я зашел на эвакопункт в Кобоне. Там мне сделали перевязку. Боль поутихла, но кожу сильно стянуло. Тормозил и включал сцепление правой ногой.
Через неделю я все же попался врачу на глаза.
— А ну заходи! — сказал грозно.
— Теперь я вас не боюсь! — попробовал я отшутиться. Но он взял меня за рукав и затащил в санчасть.
Осмотрел ногу.
— Тебе повезло, хлопец! Могла быть гангрена! Но держать в санчасти меня не стал.
Теперь левая нога поджила. Я уже жму ею вовсю на педаль сцепления. Но стоит побыть немного на морозе — и боль возвращается…
Эта минутная остановка отвлекла от сна. Я снова сел за руль и, чтобы не уснуть, вернулся к Гайдамаку. Вспомнил, как наш учитель провалился в колодец. Случилось это поздно вечером после его перепалки на колхозном собрании с Пантелеймоном Чмыхом. Гайдамак поспорил с ним из-за ремонта нефтяного двигателя НД-30. Пантелеймон завел двигатель в отсутствие механика, уехавшего в районный центр. Чмых не знал, как остановить двигатель, и боялся к нему подойти. НД-30 чихал и плевался нефтью. На его рев сбежались все дубровские мальчишки. Пантелеймон лежал в канаве, покрикивая на нас: «Тикайте отсюда! Сейчас взорвется!»
Было мне тогда лет четырнадцать, но я уже немного разбирался в моторе. Почитывал тайком от своего дядьки-шофера его учебник по автоделу. Знающих, как остановить НД-30, не было, и я предложил сломать насос, который подавал горючее. Чмых так и сделал. А на колхозном собрании Гайдамак потребовал взыскать с него за ремонт.
Чмыху уже попадало от жены за увлечение техникой. Он построил ветряк на крыше, когда в Дубровке сгорела мельница. Несколько дней ветряк обмолачивал зерно. Жена Пантелеймона даже стала брать мзду с соседей. Но как-то ночью ветряк сорвался с тормоза и так размахался крыльями, что чуть не унес хату в небо. И тогда Чмых поклялся жене, что перестанет изобретать и будет изготовлять только прялки, которыми был знаменит на всю округу. Запуск НД-30 жена сочла бы за нарушение клятвы. Так что на собрании Пантелеймон стоял насмерть, понимая, что плата за ремонт насоса выдала бы его. Гайдамак тоже не хотел отступать и требовал обязательно наказать виновного за халатное отношение к колхозной собственности. Собрание закончилось поздно, а вопрос о ремонте так и не был решен. Гайдамак был этим очень огорчен. Он продолжал спорить на улице и впотьмах не заметил, как ступил ногой… в колодец.
