Хустек берет со стола и рассматривает по одному каждый драгоценный камень и каждое ювелирное украшение.
— Где ты это взял? — не поднимая головы, спрашивает он.
— Мне это дали заключенные.
— Какие заключенные?
— Я не знаю, как их зовут.
Хустек резко вскидывает глаза:
— Не знаешь, кто тебе все это дал?
— Нет, не знаю.
— Я должен этому верить?
— Да, герр. Они приносят это мне, но я не спрашиваю имен.
Хустек шмякает кулаком по столу, отчего драгоценности звенят:
— Ты меня очень разозлил, Татуировщик! Ты хорошо справлялся со своей работой, а теперь мне придется искать кого-то еще. — Он поворачивается к конвойным. — Отведите его в блок одиннадцать. Там он быстро вспомнит имена.
Лале выводят и сажают в грузовик. Два эсэсовца садятся с двух сторон от него, каждый тычет ему в ребра пистолетом. На четырехкилометровом перегоне Лале молча прощается с Гитой и будущим, о котором они только что мечтали. Закрыв глаза, он мысленно произносит имена каждого из членов семьи. Брата и сестру он не может представить так ясно, как прежде. А вот маму видит отчетливо. Но как сказать «прощай» матери? Человеку, подарившему тебе жизнь, научившему жить? Он не в силах сказать ей «прощай». Когда перед ним возникает образ отца, он тяжело вздыхает, отчего один из офицеров сильнее тычет пистолетом ему в ребра. В последний раз, когда он видел отца, тот плакал. Ему не хочется вспоминать отца таким, поэтому он выискивает другой образ и вспоминает отца, работающего с его любимыми лошадями. Отец всегда так ласково с ними говорил, куда ласковее, чем со своими детьми. Брат Лале Макс старше и мудрее его. Мысленно Лале говорит брату, что старался не подвести его, старался поступать так, как поступил бы Макс на его месте. Думая о своей младшей сестре Голди, он испытывает жгучую боль.
Грузовик резко останавливается, и Лале швыряет на одного из офицеров.
Его помещают в камеру блока 11. Репутация блоков 10 и 11 хорошо известна. Это штрафные изоляторы. За этими изолированными пыточными бараками высится Черная стена, стена расстрела. Лале ожидает, что после пыток его отведут сюда.
Двое суток он сидит в карцере, единственная полоска света проникает к нему из-под двери. Слушая крики и вопли узников, он заново переживает каждый миг, проведенный с Гитой.
На третий день его ослепляет поток солнечного света, льющийся в камеру. Весь дверной проем занимает массивная фигура человека, который протягивает ему миску с какой-то бурдой. Лале берет миску и, привыкнув к свету, узнает мужчину.
