— Поторопись и постарайся попасть в середину одной из очередей. Смешайся с ними и, когда спросят, назови свое имя.
Мендель торопливо уходит и пристраивается к очереди. Обхватив себя руками, он старается согреться и в то же время прикрыть змею у себя на руке. Лале смотрит, как караульный находит в списке его имя и подталкивает к кузову. Когда двигатель заводится и грузовик отъезжает, Лале крадучись возвращается к себе.
Следующие месяцы оказываются особенно тяжелыми. Узники умирают по многим причинам: от голода, холода и болезней. Некоторые сами убивают себя, бросаясь на забор под током. Других, не успевших это сделать, пристреливают караульные с вышек. Газовые камеры и крематории работают сверхурочно, а к столикам Лале и Леона постоянно тянутся длинные очереди из десятков тысяч людей, привозимых в Освенцим и Биркенау.
По мере возможности Лале с Гитой встречаются по воскресеньям. В эти дни они смешиваются с другими узниками, чтобы украдкой прикоснуться друг к другу. Время от времени они урывают короткие минуты в бараке Гиты. Это помогает им выживать, а Лале даже планирует совместное будущее. Капо Гиты толстеет от еды, которую приносит ей Лале. Иногда, когда Лале долгое время не может встретиться с Гитой, охранница спрашивает без обиняков: «Когда твой дружок придет еще?»
Однажды в воскресенье Гита наконец отвечает на упорные вопросы Лале, что именно происходит с Силкой.
— С ней забавляется Шварцхубер.
— О господи! И долго это продолжается?
— Точно не знаю. Год, может, и больше.
— Он настоящий ублюдок, пьяница и садист, — сжимая кулаки, говорит Лале. — Можно представить, как он с ней обращается.
— Не говори так! Не хочу об этом думать.
— Что она рассказывает вам? Как они проводят время вместе?
— Ничего не рассказывает. Мы не спрашиваем. Не знаю даже, как ей помочь.
— Если она так или иначе откажет ему, он сам ее убьет. Думаю, Силка давно решила все для себя, в противном случае она уже была бы мертва. Главная проблема — не забеременеть.
— Все нормально, никто не забеременеет. Чтобы это произошло, у девушки должны быть месячные. Ты разве не знал?
— Ну да, знал, — кивает смущенный Лале. — Просто мы об этом не говорили. Наверное, я не подумал.
— Ни тебе, ни этому подлому ублюдку можно не волноваться, что у Силки или у меня будет ребенок. Ладно?
— Не сравнивай меня с ним. Скажи ей, что я считаю ее героиней и горжусь тем, что знаком с ней.
— Что ты хочешь этим сказать — героиня? Она не героиня, — произносит Гита с некоторым раздражением. — Просто она хочет жить.
