За окнами послышался звонкий голос Галочки.
— Слушайте!.. — Она стучала в окно. — Иван Егорыч, слышите?
Инженеры распахнули окно, тревожно прислушались.
— Слышите?.. Паровоз свистит! — радостно возвестила Галя. Ей так хотелось приободрить Летягина.
Ветер донес с низин голос паровоза.
— Уберите эту… дуру! — рассвирепел Летягин и захлопнул окно. — Эх ты… заяц-дипломат, — выругал Бимбирекова и быстро вышел с рулоном чертежей.
Дорджа поспешно увел Галю. Она растерялась, несла всякую чушь:
— Видно, опять забудут про обед. Отощаешь тут… Я что-то стала меньше себе нравиться… Вообще говоря, практика у нас интересная: пересеченная трасса, лавиноопасный участок… — И вдруг расплакалась навзрыд, нестеснительно. — Никто еще не смел так со мной… Никто!
— Ничего, ничего… Ут-ря-сет-ся…
— Вот еще — ничего! Как он разговаривает! Тебе-то хорошо… А у меня что за вид?
И она начала быстро расчесывать пышные волосы.
Таежной тропой, ведущей вниз, к реке, по камням, в кустах ехал всадник. Сперва трусцой, потом перешел на рысь и, выехав на луга, стал безжалостно хлестать коня. Чувствовалось, что в этой скачке нет особой нужды, необходимости, а только гнев искал выхода, и было желание освободиться от чувства, которое душило всадника.
Лохматый пес, лежавший у очага, спросонок заскулил и лязгнул зубами. Вечер в горах. Холодный бодрый воздух. Стряпуха и Галя в ватниках чистили картошку.
— Скулит… — сказала Галя.
— Зверовая собака.
— Ей что-то снится…
— На медведей ходила. В клочки ее рвали не раз. Вот и снится… Собаки у нас более десяти лет не живут. Износ велик.
— Нагрузка на психику? — улыбнулась Галя.
— Нервы сдают.
Прасковья Саввишна запела что-то тягучее, грустное.
— Уехал Иван Егорыч… — Галочке хотелось спать; одолевая дремоту, она понюхала рукав своего ватника — понюхала и рассмеялась. — Дымом пропахла.
— Это хорошо, как ты сказала, — похвалила стряпуха.
— Что сказала? — спросила Галя, борясь со сном.
— Это самое, что дымом пропахла. Отец мне рассказывал — он путиловский рабочий был, красногвардейцем Смольный охранял в революцию, — ночью человек подошел к их костру, глядят — Владимир Ильич! Разговорился с ними, шутил. А потом рукав пиджака понюхал, сморщил нос и сказал: «От костра вашего дымом пропах!» И засмеялся… А я думаю: может, детство вспомнил?
— Почему вы это рассказали?
— Так… Думаю про тебя. Зачем ты сюда явилась, голубушка? Тайга таких не держит. Трудно мы живем. — Она показала на Чалый Камень. — Вот костер горит. Там Степа Огуренков с ребятами. Там уж небось выпал снежок. Тоже, верно, дымом пропахли.
