— Джим, мой дорогой, — начала хозяйка поместья с улыбкой, — Лайна приболела, она не выйдет…
— Позвольте, прекрасная леди, — капитан Смоллет подхватил ее под локоток и повлек сквозь круговерть гостей к столикам с вином и закусками.
Он что-то ей говорил, и миссис Трелони обмякала, все крепче опираясь на его руку и приваливаясь к капитанскому бедру; до плеча ей было не достать.
Я огляделся. Где же Лайна?
— Не узнаешь? — раздался ее голос совсем рядом.
Я обернулся. Узнать ее было невозможно. Длинное белое платье скрывало высоченные каблуки; Лайна стала на полголовы выше, чем была, а лицо укрывали густые пряди волос, скрепленные под подбородком сверкающим ошейником. Непонятно, как она видела сквозь эту завесу; вздумай я ее поцеловать, не сумел бы. Одни лишь смуглые тонкие руки были родные, Лайнины. Она отдернула их, когда я хотел коснуться.
— Не здесь. Пойдем. — Лайна устремилась к боковой двери.
Мы выбрались из зала и оказались на пустынной гулкой лестнице. Каждая ее ступенька была аквариумом: под прозрачным пластиком зеленели водоросли, сновали мелкие рыбки и какие-то водяные уродцы с клешнями, поднимались столбики воздушных пузырьков.
Лайна заперла дверь, из которой мы вышли.
— Идем.
Она заторопилась вверх, но запуталась в подоле, оступилась и упала бы, если б я ее не поймал. Подхватил на руки и понес — худенькую, легкую; незнакомую, почти чужую. Лайна обняла меня за шею и зашептала в ухо, согревая кожу теплым дыханием:
— Только не урони. И не упади. Осторожней; смотри под ноги. Я ужасно соскучилась. Джим, не обижайся на маму, ладно? У нее бывает дурное настроение, она тогда накричит, а потом пожалеет.
Насчет мамы я не стал высказываться, чтобы не испортить дело. Лайна указывала, куда идти. Всюду была роскошь — откровенная, выставленная напоказ; роскошь не ради красоты или удобства, а ради себя самой.
Затем мы оказались в неожиданно скромном коридоре, где стены были инкрустированы сиреневым перламутром. Здесь было одно-единственное окно, в котором виднелось небо с облаками. Возле него моя любимая велела:
— Опускай. Не бойся, не выпадем, — засмеялась она, хотя к окну не стоило и приближаться: оно начиналось у самого пола и не было ничем ограждено.
Лайна коснулась ладошкой стены, и окно уехало вбок, открыв вход в спальню.
— Заходи, — пригласила моя любимая. — Нас еще долго не хватятся.
С заколотившимся сердцем, я вошел. Комната была сине-зеленой и солнечной, как летнее теплое море. Как глаза Лайны, которые наконец-то глянули на меня из-за темных волос — Лайна развела пряди в стороны.
