По воде побежали, одна за другой, маленькие длинные волны цвета графита, и Макс понял, он смотрит на фото, что висит на стене их комнаты. Они всегда смотрят на него вместе, горячие и слабые после его криков и бешеных глаз.
— Ты знаешь, что такое Аква Тофана, София?
— Нет. Расскажи. Макс…
— Раз в несколько лет, когда вечер так тих, что в толще его, никуда не летя, недвижно висят пушистые соцветия степных цветов, сумеречные пчелы развертывают дурман твердыми крыльями. И тогда, волнами цвета графита, одна за одной, без ветра, приходит Аква Тофана, припадает к песку, холодящему босые ноги, и забирает неосторожных. Аква Тофана, яд без вкуса, цвета и запаха. Навсегда.
— Навсегда, — повторила она.
Солнце ушло, оставив лишь мягкий серый свет над водой.
— Тебя можно полюбить только за эти слова, знаешь? Навсегда.
— Это… — он остановился и не стал договаривать. Протянул руку и положил поверх ее неподвижной ладони. Хриплым голосом спросил:
— У тебя на ногте пятно…
— Дверью прижала.
— Больно было?
— Да. Плакала.
Держал свою руку поверх ее ладони, ждал, чтоб шевельнулись пальцы, пусть она первая, ведь окликнула. И предложила в номер. Или не предложила? Но пальцы не шевелились, просто лежали, теплые. И тогда он придавил, прижал покрепче. Развернул ее к себе. Глянул сверху в смуглое лицо, отделенное от вечера светлыми волосами. Подумал, ну, скажи, сама скажи! Ну!
Но Софья стояла молча, только смотрела снизу вверх, и ее тело было так же параллельно ему, как взгляд на воде. Вот если бы она, еще на полшага к нему, плотнее, и — на цыпочки, как Лелька, когда тянется губами к лицу…
От напряженного злого ожидания внутри будто соскочила пружина и пошла развертываться, биясь острым концом и роняя освобожденные картинки, одну за другой: он сжимает ее, твердая спина становится мягче, тает под руками; он идет рядом, направляя, подталкивая и ноги их иногда натыкаются друг на друга; закрывает дверь в номер и усаживает на смятую постель, где до сих пор пахнет краской и валяется майка с рваным рукавом, нажимает на плечи и лямочки платья скользят по загару. Темное долгое тело на светлых в луне простынях.
Навсегда, била пружина внутри, попадая в точки болезненные и все понимающие, навсегда, вот сейчас, ты пойдешь, и все изменится, навсегда, потому что пришла Аква Тофана, без вкуса и запаха, и ничто не станет, как прежде. Принцесса Лелиа, ее рыжие глаза-янтари, будешь смотреть в них, а видеть, как луна светит на белые пряди волос на подушке, или — черные пряди, иголочки стрижки, мелкие кудряшки… Упрямая лошадка Лели и ее слова обо всем, о чем можно спеть словами, сплетая их в невиданной красоты ленту, которую он сейчас взял, чтоб связать чужие пальцы, на ногте одного — темное пятнышко. И никогда уже не будет их двое, всегда рядом его Аква Тофана, яд, сидящий внутри и давно. Понукающий к острому наслаждению сломать то, что есть, что ценно — в одно мгновение.
