Сказки Леты, сборник рассказов | страница 15
— Вы там у окна, с ним…
— Нет. Он прижимал меня к своему животу. И щека его у моего лица. Я вдыхала, когда он выдыхал. Дышала им. А ногами обхватила его спину, чуть выше попы.
— И что?
— Все. Пришло счастье.
— Понимаю.
— Ага.
— Ты счастливица. Да?
— Конечно!
………………..
— Ты не кури сейчас.
— Не буду.
— Я боюсь, но спрошу.
— ?
— Скажи, в тот раз, все кончилось хорошо?
— В тот раз — да.
СКАЗКИ ЛЕТЫ
Были мужчины, с которыми она ощущала себя девочкой, почти тупой, и тогда такой и становилась, злясь на себя, но не имея желания что-то изменить. Проще сменить мужчину, ведь ни к чему превращать течение воды в прогрызание камня.
А еще бывают другие, с ними она была матерью, и в кармашке передника всегда наготове платок для утирания носа, а на языке мудрые утешающие слова…Еще есть те, с которыми вечно шестнадцать.
Эти, с которыми шестнадцать, ей нравились. Что-то тонкое, то, что сейчас разобьется, если неловко двинуться, было в общении с ними. Что-то похожее на две косички, которые в свои шестнадцать плела на ночь, чтоб волосы на следующий день легли красивой волной. А днем не плела, нет-нет, ведь не девочка, а — девушка уже. Каблук повыше: значит — взрослая. И — помада.
Помаду накладывать не умела, губы пухлые, рифленые, чуть поярче сделаешь и сразу рот в пол-лица. Смотрела в зеркало, где отражение медлило с ответом. Не дождавшись, принимала решение сама — уголком салфетки стирала, сильно, жестко, оставляя на полотне красные разводы. После этого отражение говорило ей — да.
Хотела ли она вернуться в шестнадцать? Да ни за что. Хорошая память тут же листала страницы, вела по строчкам насмешливым пальцем. Помнишь, как ненавидела себя? А это помнишь, как он сказал, издеваясь, и ушел, обнимая за плечи подругу? А мелкие недостатки, что казались огромными, чудовищно видными всем, и заслоняли собой жизнь. И хотелось, пусть бы она скорее кончилась, эта дурацкая жизнь. Пусть смерть все прекратит.
Пока однажды, лежа и глядя в смутный беленый потолок, не поняла, с холодеющим сердцем, вот прожито почти два десятка лет. И после этого будет еще несколько. И все?
Я рядом, я тут, я никуда не денусь из твоей жизни, сказала ей тогда смерть, в первый раз в полный голос, хоть и неслышным для других шепотом. Не та, что может прийти внезапно, а другая — неумолимая. Которая суждена всем, даже если доживешь до ста лет. И потом — какая жизнь в сто? И в девяносто. Даже в сорок — разве жизнь?
Знание спеленало ее тогда прозрачной пленкой, показывая все, но не давая дышать. К знанию пришлось привыкать.