Вот и раздумалась о муже, об отце. Хоть и пыталась не думать в эту сторону. Таня подышала на холодное стекло, написала в облачке свое имя. Скрипнула пальцем. Вернулась к дверям, где крался слух, напомнив себе — вот если б не было жужжания, так?
… А дальше — спальня для гостей. На самом деле — кладовка раньше была. Маленькая. Но когда стало понятно, что все больше квартир занято жуками, и на ночь все чаще кто-нибудь остается — вынесли хлам и поставили узкую койку походную. Таня радовалась, что эта кладовка есть. Потому что за следующей дверью — спальня старшего брата.
Пустая стояла. А вернулся — снова в ней. Или — на балконе ночевал. В комнату к нему Таня давно уж не заглядывала.
Встретила тогда его радостно. Дура малолетняя, новых горизонтов захотела. Мать и отца воспитывала. Арик доброжелателен был, поразговаривал. Как… как с котенком, что описался и — будет еще. А если будет писаться все время — придется отдать. Или еще что. Может, так только почудилось Танюшке, но охота вести разговоры пропала. И в комнату заглядывать она к брату зареклась. После того, как ворвалась, не подумав о времени, и увидела Проистекание.
Танин палец соскользнул, оставив после имени длинную закорючку. Лучше б… А до сих пор и не знает — что лучше. И, кажется, никто не знает.
Арик, возможно, знает в сто раз больше. Но это не их знания. Может быть — не его. Скрипочка уверяет, что по ночам, когда на балконе остается и пьет-пьет разинутым ртом эту зеленую в воздухе мерзость, как маленькие дети, катаясь на санках, хватают смеющимися ртами морозный воздух, — он общается так. С другими. Или — с родителем. Когда-то Таня попыталась у брата спросить, но снова полоску белков увидела вместо взгляда. И — голову запрокинул…
За его дверями — тихо. Он совсем тихий, как все возвратники. Поглощенный. Самое подходящее слово. Все делает почти беззвучно. Но от этого — не менее противно.
А дальше — телевизор тихонько бормочет. Мама его не выключает почти. Лишь бы мелькало что-то. Особенно в такие ночи, когда нет отца. И Скрипкинз… Господи, сделай так, чтоб вернулись! Пусть вернутся! Когда-нибудь тебе, Господи, надоест, наверное, что я с одной и той же просьбой, но — все остальное можно потом. Даже следующие разы можно потом. Лишь бы вернулись — в этот раз.
Таня устала смотреть. И нельзя долго — наутро глаза будут болеть. Это — не их свет и не для них. Не для людей…
Отошла к плите, налила себе остывшего чаю. Села спиной к пупырчатым обоям и вытянула ноги. Сейчас бы кота, чтоб потерся и помурлыкал. Но исчезли потихоньку. Точно никто не знает, отчего. По всяким, верно, причинам. Глотала безвкусный чай. Решала — пойти в спальню и попробовать заснуть? А если не получится? Здесь хоть шкафы, табуретки, окно. Можно передвигаться, не боясь разбудить Тишечку.
