…Невеста будет в платье, купленном в бутике, — платье открытое, с голыми плечами и огромным вырезом. Ну да, кругом флердоранж, символ невинности, а украшает он нынче откровенные, зазывного кроя наряды. Наверное, невесты и не знают, к чему на их платьях и шлейфах эти наивные белые цветочки…
Даша фыркнула. Невеста выходит замуж в третий раз, — крутясь на примерках в розовой шубке, много чего рассказала девчонкам. Им, мастерицам, много рассказывают, будто они врачи. Вот и в Южноморске, все заказчицы поверяли Даше свои сердечные тайны и семейные неурядицы.
Она сняла шубку и вышла из кабинки. Полноватая, крепко семейная Настя, сунув руки в широкий карман передника, отдыхала на пороге раскроечной. Проводила Дашу прохладным взглядом.
— И что ты, Дарья, все перед зеркалом крутишься, да все в чужих вещах. Красивая-красивая, не переживай.
Даша повесила шубку на плечики и забрала с настиного стола сложенный крой подкладки. Подхватила рукой скользящие куски красного атласа. Хотела объяснить — не для красы крутится, ведь надо посмотреть, как рукав сел и вообще. Но, раскидывая по столу алые лоскуты, вдруг вспомнила:
— Галь… Галя! А ведь я шила такое платье! Там, у нас. Ой, как это было!
Аленка загудела было, нажимая ногой на педаль оверлока, и тут же застопорила машинку. Открыв рот, приготовилась слушать. Галка кивнула, убрала со щеки каштановую крутую прядку:
— Наметаешь, и чайку попьем. Расскажешь.
Даша, улыбаясь, снова взяла иглу, сложила скользкий шелк, такой ласковый к пальцам. И мерно заработала руками, ловко подхватывая и сдвигая лоскуты.
Сказка о красном платье
В Южноморске солнце светило на бульвары и пляжи, на длинные стрелы портовых кранов, прыгало в стеклянных бусинах вод городского фонтана. Много солнца в приморском маленьком городе. И много женщин. Это тут закройщица Настя провожает Дашу ревнивым взглядом, одергивая передник на круглых боках, а там, на горячем асфальте, цокая каблучками, помахивая сумочками, разодетые, как тропические птицы, красавицы ходили полками, стреляя по сторонам жирно накрашенными глазами и поправляя богатые волосы. Кто знает, что было в воздухе ли, в воде ли Южноморска, отчего девочки вырастали в таких красоток. И даже лишняя косметика и бусики-блестки-висюльки не портили их до конца. Разве спрячешь высокую грудь, круглые бедра, длинные ноги, блестящие зубы? И охотничьего блеска в глазах не погасишь.
Город растил своих мужчин и отправлял их в рейсы, к берегам Аргентины и Антарктиды. А жены оставались на берегу — ждать. Полгода соломенного вдовства, две недели суматошной семейной жизни. И так — годами, десятилетиями. А потом навалилась на город перестроечная разруха и те из мужчин, кто хоть что-то умел, уехали на сезонные работы, да в ту же Москву, зарабатывать живые деньги. И заводить новые семьи. А женщины, привыкшие ждать, ждали. Дочери их росли в городе, где на десяток девчонок не девять ребят приходилось, — хорошо, если двое. А счастья хотелось.
