— А что на кладбище делал?
— Искал.
— Чего?
— Икону.
Глаза у отца Димитрия были расположены глубоко, как карнизы нависали мохнатые брови. Крутой лоб поблескивал. Юрий Григорич снова откинулся на подушку. Вместо пяти ламп в люстре осталось только две, проволочный каркас растягивал материю абажура — казалось, ребра выпирают из сведенного голодом живота. Рядом с проводом с потолка свешивалась слегка покачивающаяся на сквозняке нитка паутины, тень от нее плавала по стене.
— Это ты меня? — Юрий Григорич потрогал влажный рубец под заскорузлыми волосами.
— Я.
— Жестко.
— А если на тебя ночью на кладбище с ножом нападут? — невесело хмыкнул отец Димитрий.
— Я ночами по кладбищу не шляюсь, — сказал Юрий Григорич и смущенно погладил усы.
Хорошее было лицо у отца Димитрия. Старо-обрядческое, как сказали бы художники. Глаза только слишком глубоко посажены. Даже и не разберешь, какого цвета. На стене у кровати висел ковер с плетеной желтой бахромой снизу, по грубой материи выцветший рисунок: луг с ромашками, солнце на небе, рядом с солнцем почему-то звезды, крупные, грязно-белые, похожие на шестеренки. Над ковром торчали такие же поблекшие бумажные обои с повторяющимися завитками.
— Если бы ты ночами по кладбищу не шлялся, ты бы сейчас здесь не лежал, — заметил отец Димитрий.
В этот раз его улыбка была веселой, даже озорной: блеснули в глубине бороды ровные зубы. Юрий Григорич, поддавшись настроению, тоже кривовато улыбнулся.
— Чем это ты меня?
Отец Димитрий приподнялся — у противоположной спинки кровати стояло еще одно кресло, в котором лежало его то ли пальто, то ли шинель — достал из-под складок метровую серую трубу с ручкой из голубой изоленты.
— Из чего она? — невольно заинтересовался Юрий Григорич, снова тронув шишку на голове.
— Из православного дюралюминия, — ответил отец Димитрий, протягивая оружие для ознакомления.
Труба оказалась на удивление легкой, а изолента делала ручку ухватистой и приятной на ощупь.
— Это что?
По всей поверхности трубы были выгравированы еле видные надписи.
— Благочестивые письмена.
— Понятно.
Юрий Григорич посмотрел через трубу на абажур и вернул владельцу.
— Будем считать, что сам виноват, — подвел итог.
— Правильно, — согласился отец Димитрий, бросив оружие обратно в кресло.
— Ты меня к Иванычу притащил?
— Ну а кто еще?
— Как узнал, что я у него?
— Я тут уже второй день. Видел.
— Ты из-за иконы?
— Из-за нее. Буду искать.
— У вас там милиции не доверяют?
— Кто в России милиции доверяет?
