Успех этот, принявший в том числе и форму беспрецедентного для Китая роста благосостояния, чреват, однако, размыванием управленческих добродетелей. Особенно это опасно введу приближения к пределам роста, дальше и выше которых нынешний мир с его экологическими, геологическими, экономическими и политическими реалиями взлетать просто не позволит.
Единственным реальным средством парировать эту угрозу может стать лишь открытие выхода в какой-то новый простор, настолько заманчивый, что по сравнению с ним мечты о немедленном личном обогащении хотя бы для той части управленцев, что минимально достаточна для эффективного управления страной, просто померкнут. Прежде в Китае так бывало уже не раз.
Однако в наше время среди мешающих спасению факторов возник ещё один, чрезвычайно мощный. Он не известен многовековой восточной традиции, он нов для неё, и потому в ней не предусмотрено ни малейших органичных средств его нейтрализации. Этот фактор — агрессия идеи, согласно которой всякая мало-мальски общая мечта уже сама по себе есть нарушение прав человека, тоталитаризм и реки крови, а единственной достойной современного человека мечтой должно быть лишь личное, безотносительно к судьбам семьи, народа и страны самоутверждение и связанный с ним материальный и статуциональный личный успех.
Корни этой идеи понятны. Многократно обжегшись на собственных утопиях, западная цивилизация теперь дует на любую воду. И сама не замечает, что уже давно обеспечивает собственную жизнеспособность отнюдь не тем, что более всего в себе ценит, но попытками насильственной глобальной реализации своей нынешней унылой и тусклой выдумки, слегка украшенной фиговыми листочками лозунгов в стиле Мора и Кампанеллы о борьбе с тиранией. Она, эта выдумка, сводится к планетарному господству общества изолированных и самоутверждающихся всяк на свой лад индивидуумов, не связанных между собою никакими обязательствами, кроме финансовых, и никакими отношениями, кроме отношений купли-продажи, производства-потребления. Только навязывание миру этой системы придаёт сейчас западной цивилизации хоть какой-то смысл — по крайней мере, в глазах её самой.
Сейчас уже практически невозможно сомневаться в том, что если в течение обозримого будущего мотивационная альтернатива в стиле цзюньцзы коммунара не будет каким-то образом вновь с неподдельной привлекательностью предложена хотя бы в одной достаточно влиятельной стране, лучше — группе стран, на человечестве можно ставить крест. Самые жуткие литературные антиутопии покажутся райскими кущами по сравнению с тем, что на нас накатит в реальности.
