Всякая попытка реализовать европейскую утопию и во времена давние (в стиле, скажем, Кальвина или Мюнцера), и в недавние, памятные нам куда лучше, падала на грешную реальность, как атомная бомба: всё выжжено, всё оплавлено, но зато потом долго светится из-за наведённой радиации.
Всякая попытка реализовать конфуцианскую утопию была полной воды лейкой в руках садовника, чей сад начал было пересыхать.
Если под этим углом зрения проанализировать лучшие советские утопии прошлого века, прежде всего — сформировавшие представления о Мире Полудня тексты братьев Стругацких, невозможно не почувствовать, что, хотя мир этот было принято полагать коммунистическим, мотивационная база людей Полудня крайне далека от мотиваций управленцев из европейских утопий (которые долгое время считались предшественницами так называемого научного коммунизма), но зато практически совпадает с мотивационной базой цзюньцзы. Ну, за исключением приверженности жёсткой и консервативной внутрисемейной иерархии, что в современном обществе не очень существенно.
Недаром Борис Стругацкий вспоминал в конце жизни: «Слова „коммунизм“, „коммунист“, „коммунары“ — многое значили для нас тогда. В частности, они означали светлую цель и чистоту помыслов. Нам понадобился добрый десяток лет, чтобы понять суть дела. Понять, что „наш“ коммунизм и коммунизм товарища Суслова — не имеют между собой ничего общего».
Всерьёз коммунар отличается от цзюньцзы лишь по двум пунктам.
Во-первых, идеальная система мотиваций распространена с управленцев на всех людей вообще.
Но ведь каждый член грядущего общества мыслился в достаточной степени сознательным, ответственным и самостоятельным. Стало быть, в рамках своей профессиональной деятельности он в любой момент мог оказаться единым в двух лицах принимающим решения и реализующим их управленцем/ исполнителем. К тому же при демократическом мироустройстве каждый и обязан быть пригоден к профессиональной управленческой деятельности. Выбрали звездолётчика членом Мирового Совета — и управляй, не халтурь.
А во-вторых — совершенствование мира переориентировано с прошлого на будущее, с навечно расквартированного на заре времён статичного идеала на динамичный идеал, бесконечно разворачивающийся в бесконечное грядущее. Главным же средством двуединого процесса познания/созидания этого идеала, то есть смыслом жизни, стал переросший в естественную потребность научный и вообще творческий поиск, служение истине; в конфуцианской модели это место занимает служение воплощающему волю Неба правителю (тоже — смысл жизни).
