В квартире Сокола все казалось недостроенным, необжитым: пахло сосновой стружкой, краской, клеем. На кухне была одна только тумбочка, в комнате — широкая деревянная кровать, стол и несколько табуреток. В углу возвышалась резная старая этажерка, на ее полках — разномастные по корешкам и обложкам книги, десятка два учебников по агрономии. На широких подоконниках — посаженные в плошки астры, кривой садовый нож, стопка тетрадей.
На высоких, оклеенных обоями стенах висели две написанные маслом картины в рамках из волнистой карельской березы. На одной — шишкинская «Рожь», на второй — юная красавица с пучком колокольчиков. Длинные густые ресницы, чуть горделивые темные глаза, распущенные по плечам волосы. Сокол часто смотрел на эту картину.
С необыкновенной ясностью он видел студенческую комнатку, разбросанные по столу книги, узенькую кровать в соседстве с забитой дверью. За стеною слышался тихий перебор струн и чистый голос девушки:
Везде и всегда за тобою,
Как призрак, я тихо брожу...
И в ясные очи с тоскою,
С тоской беспредельной гляжу.
Кто она, эта девушка? Ее голос, как ветер, вот будто стих, притаился, вот снова окреп и опять улетел.
Закрыв глаза, Сокол старался представить себе певицу. И не мог. Порой перед ним вставала белокурая пугливая девушка-подросток, то вдруг всплывал образ румяной хохотушки с русыми косами, то цыганка...
Но песня неожиданно обрывалась на полуслове, сменялась другой, и иная, теперь уже незнакомая, непонятная, на чужом языке душа раскрывалась перед ним, путая и сбивая прежние представления.
Выйдя в коридор, Сокол на цыпочках подошел к соседней двери и робко постучал. Дверь открыла невысокая, в больших роговых очках девушка.
— Что же вы встали, Виктор? Входите…
На кровати лежала светленькая с розовым бантом гитара, любопытные глаза девушек смотрели на высокого смущённого парня. Он стоял у двери, горящим взглядом искал кого-то и не знал, о чей говорить. Девушки улыбались.
— Кто сейчас пел?
— Где, по радио? — отозвалась одна из девчат.— Как будто Полонская...
— Я спрашиваю, кто из вас пел? — чуть раздражаясь, повторил Сокол.
— Странный вопрос, Витя. Здесь не концертный зал, а общежитие института.
Растерянный Сокол молча ушел в свою комнату. Знакомая обстановка вдруг стала чужой, неприятной. Едва Виктор присел на кровать, как за стеною, будто издеваясь над ним, снова послышался тот же голос.
«Это уж слишком!»
Он неслышно подкрался к соседней двери и без стука порывисто рванул ее на себя. Перед ним сидела девушка с черными длинными косами. Оборвав песню, она опустила легкие густые ресницы, перебирая пальцами струны.
