Светозар опять что-то рыкнул, а Огонек громко перевел:
— Ты звал нас с мертвое место! Отвержен всяк побывавший там.
— Отвержен тот, кто не подчиняется вождю, — прорычал вождь. — Моя воля — это воля общины. Есть ли что выше общины? Справедливость и правда — вот чего я хочу. Отец Огневик говорит: Господь оставил нас Своей заботой. Но кто в этом виноват? Денно и нощно я заботился о вас. Денно и нощно думал о благе общины. Мы помним тот день, когда на нас пали дожди. Помним, как валились лошади, одна за другой. За что? Чем мы прогневали Огонь? Разве наши жертвы были скудны? Разве наши молитвы были лживы? Мы помним, как ушла к Огню Яроглазая. Лихорадка сожгла ее в три дня! Мы помним, как уходили ее дети, и как отдал богу душу Костровик, их отец. Если б не голод, смогли бы демоны болезней так легко забрать их?
— Огонь отвернулся от нас из-за твоей нечестивости, — выкрикнула Ярка.
— Еще одна ложь. Разве я совал нос в дела Отца? Разве подсказывал ему, какие слова он должен обращать к Огню? Нет, потому что помнил: душа — за Отцом, а плоть — за вождем. Слова эти выжжены клеймом в моей памяти. А помнишь ли ты их, Отче? Ты сказал их мне в тот день, когда я стал вождем. И я присягнул тебе пред лицем Огненным, что не нарушу завет. Я выполнил свою клятву. А ты преступил ее. И будешь держать ответ перед общиной, передо мной.
Изумленный гул прокатился по общине. Никогда еще вождь не разговаривал так с Отцом. А тот будто окаменел: сидел, не шевелясь, только моргал подслеповато и тихонько раздувал ноздри. Снег пошел густой, мягкий, лез в глаза, норовил лизнуть в щеки, словно ласковый пес. Вождь стоял, весь облепленный снегом, будто пеплом. Сидевший у его ног Сполох сгорбился, поводил насупленным взором — прямо молодой волк.
— К чему ты клонишь? — выкрикнул Сиян. — Говори уже. У меня на курье рыба все верши проела.
— Подождешь с рыбой, — отрезал вождь. — Дело важное. Всех касается. — Он засопел, опустил голову, словно раздумывал о чем-то, затем опять поднял лицо. — Когда замерзли луга и пали лошади, Отец велел молиться Огню, ибо Он отвернулся от нас. Мы сделали по его слову, и что же? Новая беда постигла нас. Коровы обрюхатели, все до одной, оставили нас без молока, и снова Отец сказал, чтобы мы молились Огню. Мы и тогда поступили по его слову. Ушли от нас Костровик и Яроглазая, мы молились. Ушли их дети — мы молились. Ушла Жароокая, а мы все молимся. Так и будем молиться, пока никого не останется. — Он усмехнулся. — Почему Отец поступает всем наперекор? Почему от его слов только хуже? Он говорит, чтобы мы шли в загон, и отнимает у нас Большого-И-Старого. Он говорит, что нельзя носить обереги, и провожает на тот свет наших родичей. Он говорит, что мертвое место полно скверны, а исподволь подбивает зятя и внука нарушить мой приказ.
