— Мне и в театр на ваши спектакли не ходить? — спрашивал убитым голосом.
— Почему? Вовсе не обязательно. — Слегка улыбнувшись в сторону, так что он поискал глазами, кому предназначается ее улыбка, непонятным голосом, тоже как бы не ему: — Мне приятно, когда знакомые смотрят. Можете проводить меня до метро. Я говорю, до метро. В машину я не сяду. На моей остановке будет встречать Сергей.
И более ни единой милости.
А там весна, долгие, заполненные разной нестоящей белибердой вечера, ожидание следующей мимолетной встречи, и никаких обнадеживающих примет, ничего, что разогнало бы сильнее и полнее овладевавшее им, неведомое прежде чувство неудачи. Разве что траверс Скэл-Тау наконец-то утвердили, записали и подписали на группу Воронова. Да только траверс этот, являвшийся, казалось бы, крупной ставкой в его альпинистской карьере, уже не прельщал Жорика, не вдохновлял, так что и тренировки усилившиеся — побоку под разными предлогами. Вообще хандра им понемногу овладела…
К Ваве по старой памяти хаживать начал. Милая женщина, легкая, смышленая. Знай себе посмеивается на любые превратности судьбы. Неплохо бы в ее лице союзницу обрести. Вечерок, другой поиграли в лото, кое-какие мелочи в качестве знаков внимания, а там и на «ты». Вава уже совершенно конфиденциально жаловалась на свое одиночество (мосфильмовец на недели исчезал, являлся «пропахший другими женщинами»). Ей хочется обрести настоящую семью. «Проходной двор» в квартире — ее выражение, — а никто из солидных мужчин не бывает, и где они, солидные-то, давно разобраны, познакомил бы Жора с кем-нибудь из людей науки, а уж она, в свою очередь… Актеры хороши время провести весело, чуть что серьезное — начинаются амбиции, надоело. У Жорика ушки на макушке, с лету схватывает. Вы нам, мы вам — отработанный принцип, полное взаимопонимание. А Вава про грусть-тоску забыла. Подвела его к огромному зеркалу в простенке между окон и вертится: чем она плоха? Молоденькая вдова, ведь правда, ей нипочем не дать ее возраста, ведь правда?
Вот бы Воронова и сосватать, мелькнуло тогда у Жорика. А что? Очень даже неплохо. И давно пора. Засох Воронов. Вава живо его расшевелит.
Не очень знал он в ту пору Воронова, да и теперь не лучше. Разве что доктор физмат наук, только-только испеченный. На Госпремию будто бы выдвинули. Только это еще бабушка надвое сказала. По мнению Жорика, Госпремия — когда ни червоточинки, весь как стеклышко на просвет. А Воронов? Какие у него, кроме математики, заслуги? Ну, кандидат в члены партии. А дальше? За альпинизм премии не дают. Небось еще от общественной нагрузки альпинизмом прикрывается. Глубже копнуть, и вовсе… Слышал кое-что, девы горные, ух как они на Воронова сердиты. Опять же Павел Ревмирович — у них тогда вроде дружбы начиналось, тут это событие, — очень Паша переживал. Потом, правда, как отрезал: враки, чушь из пальца высосанная. Журналист, что с него возьмешь, вторая древнейшая профессия, как тот же Воронов говорит.
