— Да, слушай, — словно бы вспомнил Жора, едва Сергей Невраев двинулся вверх. — Камень, который слева, «живой». Ясно? Я потому и чухался. Не хотел на твою голову спустить. Так что… давай правее.
— Давно я твой «живой» камень приметил. — На минуту поддавшись размагничивающей приязни, Сергей хочет добавить что-то еще, а что и сам не знает, и говорит обычное: — Я пойду сразу выше, останавливаться на твоей площадке не буду, ты… охранение сообрази. Воронов сегодня бдит, как никогда.
— Не беспокойся, все будет в лучшем виде.
Связавшись по двое, альпинисты поднимаются по скалам. Выискивают расщелины, уступы, полки и, где опираясь, где подтягиваясь или только придерживаясь, идут, подстраховывая друг друга. Не часто, и все же передний забивает крюк в трещину, если уж иначе нельзя, если обычное охранение ненадежно.
Однообразно звучат команды. Впереди Сергей: «Дай веревку», «Еще», «Охраняю, можешь идти». И опять, после того как Жора вышел к нему и закрепился: «Дай веревку». Иногда: «Следи внимательно, здесь неладно».
Воронов с Пашей поотстали. Не любитель Воронов неоправданного риска, а случайно спущенный верхней двойкой камень может понаделать дел. Да и напарник, Павел Ревмирович, сноровкой не блещет. Из них четверых он слабейший, хотя в горах уже порядочно и все с Сергеем. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Похоже, и альпинизмом занимается лишь потому, что Сергей любит горы. И все же когда еще в Москве обсуждали, кому с кем, Воронов без особой охоты, а настоял: ударная двойка — Сергей с Жорой, им прокладывать путь.
Перед выходом означенный вопрос явился снова. Некоторые особенности обнаружились, требовали корректив. Не то чтобы факты бесспорные, отнюдь нет, мелкие, противоречивые наблюдения, если на то пошло. Углубляться и выяснять Воронов положительно отказывался. Перетасовать же двойки в последний момент как раз и означало бы согласиться со смущающими этими наблюдениями, хуже — сделать выводы, на что Воронов пойти не мог.
(«Чего ей не хватает, — втайне удивлялся он, раздумывая о своей кузине. — Такая ласковая дурнушка была, голенастая, с большим ртом, задачки пустяковые да в ее-то училище, сто раз объяснял ей, доказывал, а она вместо того, чтобы сосредоточиться: «Все равно не пойму и не хочу понимать, гадость, гадость!» Или начинала свои фуэте и прочие па де грас. А там как-то вдруг, в год, расцвела. И как же был он доволен, что этот тюлень Сережа Невраев влюбился в нее; рановато строить семью, зато, полагал, убережет ее от ненужных сердечных трат. Разумеется, Сережа упрямый максималист, создает проблемы из ничего, но нельзя и как она: поклонники, капризы, мелкое лукавство, чуть что — изображать равнодушие и пренебрежение, а не то и стараться насолить. Нельзя это, ибо опасно».)
