— Ну, что там с тобой?
Я вытерла лицо платком, вернулась на свое место и принялась мотыжить дальше. Со временем я привыкла, втянулась. А через два года, когда наступила очередь моего младшего брата выйти на работу в поле и мать засомневалась, выдержит ли он, я высокомерно заявила:
— Отчего же он не выдержит? Ему уже двенадцать. Я в его годы выдерживала. А он как-никак парень.
Вот так мы ухитрялись обрабатывать эти четырнадцать хольдов и строить дом. Мы не пошли в услужение к родственникам, у нас была собственная земля, на которой мы батрачили. Но никто из моих братьев и сестер не хотел быть крестьянином.
Я же решила стать великим человеком. Не помню, когда я приняла это решение, но, вероятно, в очень раннем возрасте, потому что в девять лет уже знала, что прославлюсь. В то время я считала, что стану великим поэтом. Мне было девять лет, когда мать получила от одной из своих покупательниц в Дёре, которой она носила молоко, яйца и другие продукты, толстую, как молитвенник, книгу стихотворений, написанных Петефи с 1842 по 1844 год. В нашей семье книги любили. Отец любил их, под его влиянием к чтению пристрастились и остальные члены семьи. Мы доставали книги самыми разными способами или же находили людей, которые нам их давали: покупатели из города Дёра, соседи-крестьяне, ухажеры старших сестер, ведь с библиотеками и сельскими интеллигентами, которые, естественно, читали книги, мы никак не были связаны. Тратить деньги на книги в нашей семье считалось совершенно немыслимым, а умение достать книгу у нас ценилось очень высоко. Мы читали подряд все, что попадало в руки, к счастью, нам попадались самые разные книги. Романы о ковбоях, романы о воздухоплавании, так называемые «грошовые романы», а также романы с продолжением: «Йошка Шобри», «Тайна нищего», хотя подобные книги уже редко встречались, детективные романы, но одновременно с этим я прочитала и «Госпожу Бовари», «Шандора Рожу» и «Крестьян». Вся наша семья много читала, за исключением матери. Иногда у нас завязывались прямо-таки рукопашные из-за какой-нибудь книги, а восклицания типа «Это же я достала» или «Я уже наполовину прочитала» не имели никакого значения, не давали никаких преимуществ, в таких спорах все решала физическая сила, право кулака. Если мне не удавалось тайком прочитать книгу первой, то она попадала ко мне в последнюю очередь, потому что я была самой слабой. Я очень страдала из-за этой несправедливости. Вспоминаю один эпизод: лет в тринадцать — дело было зимой, ранним вечером — я торопилась побыстрее закончить уроки, чтобы начать очередной роман Йокаи, который в нашей семье все уже прочли. К нам в дом заглянул тридцатилетний хромой сосед, он пришел спросить, нет ли у нас чего-нибудь почитать. Один из старших братьев предложил ему книгу, которую я собиралась читать.
