Рапорты Ланглуа были в большей мере политическими, чем военными. Складывается впечатление, что он не обладал всей полнотой информации о действиях на фронтах, следовательно, не мог подвергнуть критике, анализу действия русских военачальников. Скорее всего, получить информацию от русских штабистов было проблематично. Генерал Юрий Данилов писал об этом так: «Он [Ланглуа] способствовал взаимной информации, но, естественно, не имели ни претензии, ни возможности содействовать разрешению в надлежащем объёме все настойчивее назревавшего вопроса о согласовании военных действий на всех фронтах…»[78]. Описание провального наступления в Карпатах и катастрофы в Новогеоргиевске исполнено им в очень сдержанных тонах, и, что важно, Ланглуа сразу же отказался от рефлексии по поводу действий командования: «Можно строить много разных гипотез военного плана <ни одной гипотезы не приведено — прим. Ю.Г.>, я уверен, что причина совсем в другом». Как выразился Ланглуа, «позору Николая Николаевича» сопутствовали сугубо политические трудности. Он оправдывал Великого Князя, называя его «несравненным командующим армии» и обладающим огромным влиянием не только на армию, но и на весь народ, «чего не скажешь об Императоре, чьей популярности далеко да уровня Николая Николаевича», «согласно народному мнению, Император невезуч и невезение преследует его всю жизнь»[79]. Кризис командования в русской армии связывался не с сообразностью решений этого командования в конкретной оперативной обстановке, но с назначением генералов, ассоциировавшихся с войной до победного конца, популярных в армии. Об этом свидетельствуют и телеграммы Мориса Палеолога, впервые употребившего термин «кризис высшего командования» исключительно по отношению к отставке Николая Николаевича[80].
Любопытным является замечание Ланглуа о равнодушии русского командования в отношении операций на Западном фронте. Офицер связи вспоминал, когда он разложил перед Николаем Николаевичем и генералом Янушкевичем подробные, масштабные карты французских операций, они же отнеслись к этому без всякого интереса. Он был поражён таким пренебрежением на самом высоком уровне и отметил, что после этого «посвятил часть своего пребывания в России организации пропаганды в нашу пользу»[81]. Огорчение вызывали публикации официальной газеты Военного министерства «Русский инвалид», по мнению Ланглуа, антифранцузской направленности[82].
Обратимся к другому синхронному источнику: в июле 1915 года Россию в неофициальном порядке посетил граф Франсуа де Шевийи
