И на нее взглянул Левушка и подумал, что этим ходом человек может проползти совершенно незамеченным.
Но вот они переехали маленький мостик над высохшим ручейком и въехали в городок. Миновали соборную площадь и, сделав два-три поворота, остановились у крыльца почтовой конторы.
Какой-то мужик подошел к ним и вызвался подержать лошадей. Лева и Хоботов, соскочив с седел и разминая ноги, пошли по ступенькам шаткого деревянного крылечка. Почтовый чиновник в суровом, поношенном кителе, при входе их в контору, почтительно привстал и поклонился.
— Его превосходительству два письма, — заговорил он, направляясь к полке, — и вашему папаше тоже-с! И газеты- с. А от вас что-нибудь будет?
— Да, вот письмо от дедушки, — сказал Лева, подавая письмо.
— Заказное, — прочитал чиновник и, достав книгу, стал выписывать квитанцию.
В это время дверь с шумом отворилась, и человек в мундире почтальона вбежал в контору и, не обращая внимания на посторонних посетителей, почти закричал, обращаясь к чиновнику:
— Иван Никифорович! Ведь убег! Право слово, убег!
— Тише ты! — прикрикнул на него чиновник и потом спросил: — Кто убег?
— Да каторжник-то убег! Право слово, убег! Беглый-то! — уже понижая голос, но при этом как-то оживленно улыбаясь, говорил почтальон.
— Да ну? — удивился чиновник и даже приостановился писать.
— Покарай Бог, убег! Вот, сейчас только! Ух, кутерьма там теперь пошла! Ловить бросились! Страсть!
— Это кто убежал? — спросил Хоботов чиновника.
— Да один беглый каторжник. Вчера только его к нам доставили, а сегодня должны были уже препровождать дальше, а он вот взял, да и того… Тюрьма-то у нас, действительно, того, рухлядь! — добавил он и длинными ножницами аккуратно вырезал из книги квитанцию.
Лева стоял ни жив, ни мертв. Краска ярко выступила на его обыкновенно бледном, худеньком личике, глазенки сверкали.
«Я его поймаю! Я его поймаю!» — замелькало у него в голове, и он вдруг начал теребить за рукав своего учителя.
— Пойдемте, пойдемте, пойдемте скорей! — нервно шептал он при этом, и слезы нетерпения готовы были брызнуть у него при виде тех медленных, как казалось ему, движений, с которыми учитель укладывал газеты и письма в висевшую у него через плечо сафьяновую сумку.
Но Хоботов и сам торопился, и руки у него тоже почему- то дрожали.
Простившись с чиновником, они быстро вышли на крыльцо. Мужика, взявшегося подержать их лошадей, и след простыл, но кони их стояли тут же, видимо, наскоро привязанные к забору.
