Учитель Левы, Павел Федорович Хоботов, грузно сидел на буром, толстогривом приземистом иноходце.
Проехав первую версту от усадьбы полной рысью, они переменили аллюр и пустили лошадей шагом. Хоботов снял фуражку и вытирал выступивший у него на лбу пот. А Левушка ехал, как всегда, зорко осматриваясь по сторонам.
В лесу было тихо, только меланхолическая трель иволги переливалась где-то в глубине.
— А дед сказал, что это хорошо! — как бы отвечая на свои мысли, вдруг заговорил Лева.
— Это вы насчет чего? — спросил Хоботов своим молодым, хрипловатым баском.
— Я про Шерлока Холмса, — пояснил Лева.
— А! Все про то же самое! Да кто ж вам говорит, что это худо? Хороший сыщик такая же необходимая единица в общем порядке управления, как и хороший прокурор, только это непочтенно.
— Как, и прокурором быть непочтенно? — удивился Лева.
— Нет, я не про прокурора, я про сыщика. Прокурор — это совсем особь статья, — поправился учитель.
— Да, почему же сыщиком быть непочтенно?
— А потому, что сыщик… сыщик… — подбирая слова и с видимой неохотой говорил Хоботов, — сыщик действует не открытыми средствами, а исподтишка, сам ничем не рискуя…
— Ну, уж извините! — горячо перебил его Лева. — Шерлок Холмс всегда рисковал своей жизнью и ничего не боялся — ни опасности, ни смерти! И я не знаю, почему он не почтенный. Да кроме того, дед сказал, что это хорошо, а если он сказал, так это верно, потому что дед самый умный человек на свете.
Учитель сдержанно улыбнулся, но ничего не возразить.
И они опять поехали молча. Левушка думал про себя:
«Если где-нибудь свершится преступление, я непременно его буду открывать: подберу все клочки бумажек, измерю все следы, ничего не упущу, и уж открою! Непременно открою!»
И он от души желал, чтобы поскорей совершилось преступление.
Они выехали в это время на опушку леса, и весь маленький уездный городок, со своими тремя церквами, был перед ними, как на ладонке.
— Ну! Рысью? — спросил Лева, взглядывая на своего учителя.
— Пожалуй! — ответил тот и чмокнул губами.
И восемь лошадиных копыт дробно застучали но твердой и пыльной дороге. Иноходец учителя шел своей характерной перевалкой; Левушкин клеппер, которого он мысленно не называл иначе, как «Шерлок Холмс», красиво выбрасывал свои ноги, забирая все вперед и вперед.
Солнце уже склонялось к западу, но было еще жарко, и воздух стоял неподвижно.
Вот начались и заборы огородов и глубокие канавы, прорытые возле них.
Левушка посматривал вокруг себя. Одна канавка, прорыв ямку под забором, уходила в глубь огородов.
