Вдоль платформы, сидя на тюках и чемоданах, ждали посадки женщины с детьми, старухи, немногие старики. Тревожно поглядывали в небо, с надеждой смотрели на каждый сдвинувшийся с запасных путей состав. Пробираясь к станционным службам, Аркадий Павлович слышал:
— Васе вчера повестку принесли. В шесть утра ушел.
— Наш к матери велел ехать. В деревне-то спокойнее, говорит…
— Стрелял тут утром. Вон крыша, что решето.
— Немец, слышно, близко.
— Слушайте больше паникеров!.. Держат наши.
— Где держут, а где и отходют…
— Когда же подсадка-то?! Дети у меня. Маленькие…
— Ой, шо це буде ще?
Русская речь перемешивалась с украинской. Высокий чубатый парень утешал вытиравшую слезы пожилую женщину:
— Та шо вы, мамо!.. Чи нас на фронт?.. Нас же на учение у тыл…
— Команда шестьсот семнадцать! Не разбредаться, не разбредаться! — скорее просил, чем приказывал низкорослый сержант, почти мальчик.
— Та мы ж туточки, товарищ старшина, — явно льстил ему бывалый дядька из мобилизованных. — Семья до меня, проститься…
— Водку увижу, вылью, — напускно хмурился сержант.
— Нима горилки, нима… Трошки було, — уверял хорошо уже хвативший родственник из провожающих.
— Мама, а если опять налетит?.. Если налетит?.. — жалась к женщине с ребенком на руках девочка лет семи в надетом на нее не по-летнему теплом пальто.
Как и ожидал Аркадий Павлович, легко здесь ему не придется. Усталые, охрипшие железнодорожники принимали и отдавали приказы по селектору и телефонам. Трещал, казалось отошедший уже в историю, морзевский аппарат. Здесь делали все, чтобы не допустить скопления поездов на путях. Но поезда все равно скапливались. С востока один за другим подходили воинские эшелоны, которые надо было немедленно продвигать вперед. С запада прибывали выбившиеся из всякого графика, переполненные свыше всяких мер пассажирские поезда. Чуть ли не каждый состав сопровождало распоряжение: «Срочно! Вне очереди».
Теперь дальнейшая судьба пульманов зависела от диспетчера — человека с красными от бессонницы глазами, до которого все же удалось добраться. Лишь мельком взглянув на протянутые ему главным администратором бумаги, диспетчер отмахнулся.
— Куда вы со своим этим… Вы же видите, стоят особые грузы.
Напрасно было доказывать, что без того, что он везет в Ленинград, театр жить не может. Переждав некоторое время, Аркадий Павлович обратился к начальнику товарных перевозок.
— У меня груз особого значения. Я отвечаю за него, — настаивал он.
