Ближе к вокзалу, один против другого, стояли воинские эшелоны. В раздвинутых настежь дверях виднелись нары, а на них натруженные ступни спящих без сапог бойцов. Свесив ноги над рельсами, сидели на вагонном полу или стояли, опершись на доску, служившую барьером, те, кто не спал. Напротив в теплушке, будто в зеркале, теснились такие же свежие, розовые ребята в новеньких гимнастерках. Меж теми и другими шла ленивая перекличка.
— Откуда, пехота? — кричали с одной стороны.
Другие отвечали и так же интересовались, с какого края страны едет артиллерия.
Кто-то намекал на военную тайну, острил:
— Откудова едем, там нас уже нет.
Подзадоривали друг друга:
— Давайте вперед, встречайте таночки!
— Будьте покойнички, встретим, царица полей! — отвечали артиллеристы и громко, беспричинно гоготали.
Они были веселы, эти парни из воинских поездов. Балагурили и смеялись, будто собрались на гулянку. Глядя на них, Аркадий Павлович думал о том, что им сейчас примерно столько же лет, сколько было ему, когда в действующей армии началось братание с солдатами кайзеровской армии. И вот снова немцы!.. Нет, эти ребята с гитлеровцами брататься не станут.
Меж тем один из эшелонов тронулся с места. С нар повскакали те, кто на них лежал, и столпились в пространстве дверей. Кто-то, заложив пальцы в рот, пронзительно засвистел, кто-то крикнул: «Пока, батя! Не скучай!..» Аркадий Павлович снял кепку и стал махать уезжавшим. Но этот идущий от души жест вызвал в эшелоне лишь громкий хохот. Видно, он был смешон тут в своем коверкотовом костюме, с пальто на руке.
Надев кепку, он двинулся дальше, и, чем ближе подходил к вокзалу, тем горше становилось у него на душе. Примыкавший к станции перрон был переполнен штатским людом. Родные провожали мобилизованных. Натянуто улыбавшиеся, старавшиеся бодриться и подвыпившие, они неловко мялись в окружении матерей, жен, сестер и не знавших, как себя вести, детей. Были тут и мужчины не первой молодости. Подумалось о том, что тем кадровым военным ребятам было куда как легче. О тех в далеких деревнях вздыхали матери, молили бога сохранить им сыновей. А сами сыновья о матерях сейчас не думали. Молодость живет не оглядываясь. Тут было иное. Пройдут недели, может быть, и месяцы, пока война и у семейных поглотит тяжелые думы о доме. Да и поглотит ли? Припомнился старый солдат из его давнего взвода, смышленый мужичок со смешной фамилией Старухин. Воевал он тогда уже третий год, а дня не было, чтобы не вспоминал о своем доме. Как-то в брошенной хозяевами польской усадьбе попался им топор. Хороший был топор, новый. Старухину понравился. Вздыхая он говорил: «Справный топор, будь бы полегче, взял бы с собой…» Удивительно!.. Будто все это было вчера!..
