— Здоровенный мужик, его колом не убьешь.
— Он на нервной почве, — пыталась оправдать начальника Паня.
— Почва у всех одинаковая, только один вкалывает, а другой симулирует свою дурость.
Время шло, связисты так и не смогли привыкнуть к новому начальнику. Научились работать без него, вроде его и не было вовсе. Он сидел за своим столом в углу операционного зала, к нему редко обращались.
Самый беспокойный народ, телефонистки, издерганные устаревшим коммутатором, пробовали подступиться к Петру Васильевичу.
Он выслушивал их, не перебивал, одобрительно кивал головой:
— Хороший сигнал. Я подумаю.
И отпускал их с миром.
Приезжало иногда районное руководство из конторы связи. Было оно маленького росточка, пузатенькое, на крепких ножках. Времени у него всегда было в обрез. Срочно собирали производственное совещание. Руководство говорило:
— Прошу, товарищи связисты, высказываться откровенно. Какие имеются нужды, в чем у вас загвоздка, в чем слабина.
Связисты высказывались. Последним выступало руководство. Оно призывало повысить дисциплину труда и наладить качественную связь.
А начальнику отделения перед отъездом строго советовало:
— Ты, Петр Васильевич, свой народ не распускай. Больно они у тебя языкастые. Как фамилия, которая про плохую аппаратуру говорила?
— Телеграфистка Синицына Татьяна.
— Ты что, выговор ей когда-нибудь объявлял?
— Нет, — ответил Петр Васильевич. — Благодарность.
— С чего ж это она баламутит? Ты слышал, что она о тебе сказала?
— Слышал.
— И народ твой нехорошо заулыбался. Я б за такие улыбочки!.. Надо, Петр Васильевич, подкручивать гаечки. Не роняй свой авторитет, уронишь — не подымешь…
Энергично сев в трепаный «газик» и навоняв продуктами неполного сгорания, руководство мчалось инспектировать следующий поселок.
Вечерами из квартиры Петра Васильевича доносились все более грустные звуки баяна. Мелодии были незнакомы соседям — старинные.
— Переживательная музыка, — вздыхала Паня — она жалела начальника.
Он и на работе становился все сумрачнее, молчаливее. Порой даже, задумавшись, не отвечал, когда к нему обращались. А то вдруг являлся на почту оживленным, болтливым, на месте не сидел ни грамма, заглядывал на телеграф, на коммутатор.
Анна Максимовна с радиоузла, женщина положительная и самостоятельная, беседовала с ним и на личные темы.
Он сам спрашивал ее:
— Как жизнь молодая, Анна Максимовна?
Она отвечала:
— Плохо, Петр Васильевич.
— Что так?
— Сын школу бросил, учиться не хочет.
