Выгуляв Альму, он плеснул ей на кухне супа в миску. Все еще возбужденная, она есть не стала. Он походил за ней, подставляя миску под ее кочующую морду, но Альма брезгливо отворачивалась. К счастью, поднялась уже Наталья Михайловна. Увидев беспомощность Владимира Сергеевича, она молча отобрала у него миску, вынула из холодильника кусок колбасы и, отрезав толстый ломоть, накрошила его в собачий суп. От мясного запаха волнение Альмы переключилось, она окунула морду в миску и стала громко хлебать.
— Ты когда сегодня вернешься? — спросила Наталья Михайловна.
— Как всегда, часов в шесть.
— Постарайся, пожалуйста, попозже.
Он пил чай тут же в кухне на скорую руку, а Наталья Михайловна обычно завтракала позднее, но сейчас и она села за стол.
— Что-нибудь случилось? — спросил Владимир Сергеевич.
— Сегодня Альме приведут жениха. В собаководстве твердо обещали, хотя я им не верю. Ты не представляешь себе, какие там интриги! Пудель, о котором я договорилась еще два месяца назад, оказался вдруг занятым всю эту декаду, на плановой вязке. А наша Альма идет вне плана, поскольку она для них не перспективная… И знаешь, что помогло? Я случайно купила у дверей «Букиниста» томик Пикуля и преподнесла его зав нашей пуделиной секции. И теперь Альму включили в план…
Разгорячась, она продолжала рассказывать обстоятельства, сложившиеся в собаководстве, и Владимиру Сергеевичу было трудно выслушивать все это с утра, но он не хотел обижать жену и с внимательным лицом, не вникая в смысл слов, слушал звук ее голоса. Она говорила быстро и громко, слишком громко для кубатуры их маленькой кухни, и в дополнение к своему рассказу передавала интонацию тех, о ком говорила, изображая их жестикуляцию и мимику. Кто-то еще в молодости, в давние времена, похвалил Наталью Михайловну за умение интересно копировать собеседников, и теперь она стала делать это часто, утомляя его шумом и однообразием; одни и те же события она пересказывала еще и друзьям по телефону, перенося его на длинном шнуре из комнаты в кухню и даже в ванную. Об этот шнур Владимир Сергеевич постоянно спотыкался, аппарат падал на пол, бился. Борька бинтовал его изоляционной лентой. Он тоже вечно таскал аппарат за собой и, утыкаясь с ним в углы квартиры, отворотясь от родителей, употреблял иногда непонятные отцу слова и обороты речи.
Однажды Владимир Сергеевич спросил его об одном из таких оборотов — в чем его смысл, — Борька любезно ответил:
— Видишь ли, папа, наш язык постоянно обновляется, в том числе и за счет уличного жаргона. Ты почитай Даля: там ведь тоже полно всякого сленга, только Даль называет его просторечием… И вообще, отец, — тут Борис обнял отца за плечи: это означало, что дальше последует какая-либо вежливая ядовитость, — и вообще, отец, давай провозгласим дома принцип невмешательства на основе взаимной любви и уважения.
