— А ты, мама, не бери это в голову. У тебя вон сколько забот…
И пошел на реку к лодке.
Необидно он сказал, не в том смысле, что, мол, не твое это дело, мать. Сказал жалеючи, ему казалось, так будет здоровее, лучше.
А Настя попыталась было уговорить мужа узнать все-таки у Володьки, какое его семейное положение и в чем причина его одиночества.
Антон ответил кратко:
— Ему жить. Как постелет, так и поспит.
С осени старший сын стал привозить новую жену. Вероятно, она ожидала, что к ней отнесутся враждебно или, по крайности, настороженно, однако Антон и вида не показал, что в жизни сына произошла перемена.
Сидели за столом всей семьей, ели, пили, а разговор шел о том, что пора картошку копать — сажал Антон пятнадцать соток. Одной Насте хотелось бы иной беседы, но муж и сыновья были калеными мужиками, их было не сбить в сторону.
Вскорости после Володи переженился и второй сын — Петр. Этот был помягче брата, да и дело с ним было яснее: первая жена не пришлась ко двору на кордоне. Уж очень она унижала Петьку на глазах у родителей и братьев. Выпендривалась, вроде она исключительно городская и ей невмоготу жить в районе. Петя, на удивление братьям, сносил все это, ну а раз ему до фонаря, то и они помалкивали.
Пришел, однако, день, когда и он появился на кордоне один, без жены, да еще с фингалом под глазом.
— Кто это тебя так? — спросила Настя.
— Машину заводил — ручкой.
Антон колол дрова, услышал ответ сына и только буркнул незло:
— Ври поскладней.
В первый свой одинокий приезд Петя так ничего и не рассказал родителям, а недели через две заявился к ним с чемоданом, приехал на своем «Запорожце», на заднем сиденье лежал рюкзак.
Было это в пятницу, прожил он субботу, а в воскресенье к вечеру сообщил:
— Хотел я тут у вас дней десять провести, мне за прошлый год отпуск дали. Я на сеновале посплю, в сарае. Не возражаешь, отец?
— Хоть где, — сказал Антон.
Ночью зашумела река, полоснул ливень, гроза накрыла кордон, гром бил по нему, сотрясая оконные рамы в доме.
Антон спал крепко, храпел, а Настя не спала.
Она села на постели — лежала с краю, — нащупала свое платье на стуле и, прихватив его, проковыляла на кухню. Здесь она кое-как оделась, накинула мужнин плащ, хотела натянуть и резиновые сапоги, но не смогла — до мертвой ноги было не дотянуться живой рукой.
Покуда шлепала по воде от крыльца до сарая, криво согнувшись на ветру, сильно вымокла.
Сарай был не заперт на щеколду, Настя шатнулась в него и прикрыла за собой дверь. Здесь было темно, но Петя окликнул ее сверху, с сеновала:
