Была не была | страница 2

— Ого, Черныховый портрет!

— На Доску почета!

— Лучший дояр!

— А глаза-то, гляди, ребя! Больше морды, прямо за уши заворачивают.

— Марсианин!

— Не! С луны свалился!

Тетя Шура, соседка, приблизилась:

— Охо-хо, — однако не отошла. Старушка на лавочке закряхтела, потревожилась — тоже посмотреть. Толпа целая. И все громко свои замечания говорят.

А Володе и стыдно, и уйти теперь — как же? И на бородатого зло берет — не слышит, что ли?

А потом глянул на рисунок — мамочки мои! Заморыш перепуганный, птенец из гнезда!

— Ну что, похож?

— Не.

— Похож, похож. Ты еще сам не знаешь! — бородатый смеялся, потирал руки.

Ребята потом целую неделю дразнили Володю лунатиком.

— Едут?

— Едут!

— Охо-хо!

— Только бы тунеядцев не нанесло.

— Пропал тогда наш двор.

— Хуже пожара повыметут.

Грузовик вышел на середину сцены. Из окон видно лучше, чем со скамеечек:

железные кровати — три;

кухонный дощатый столик — один;

сундук — один;

платяной шкаф, неоструганные ящики, в каких перевозят фрукты, узлы.

На узле — мальчишка лет пятнадцати и мужчина, похожий на коричневый гриб сморчок. Сидит, курит.

Из кабины выскочила горбатая женщина, запрокинула голову да как гаркнет басом:

— Вылазьте, приехали!

Мальчишка перегнулся через борт, что-то Сказал. Горбатая махнула рукой, ушла в подъезд. У машины столпились ребята. Длинноногий такой, нескладный Гога в нежно-кремовых брюках (мать из Карловых Вар привезла), лихие братья Кирюшкины — Леха и Ленька — двойня, Володя Черных.

Братья сразу подскочили:

— А ну, поможем! Дашь на кино?

Новый перекинул ногу через борт:

— Отойдите, спрыгну.

«Вот это парень! — Володя поежился от зависти. — Так и надо вести себя с чужими. Чтоб зубы не скалили».

Когда вещи унесли, шофер подал из кабины круглую корзинку, замотанную тряпкой. Из-под тряпки продралась щенячья лапа.

— Ну, ну, не балуй! — прикрикнул на нее парень, и лапа спряталась. А парень ни на кого не глянул. Унес корзину и захлопнул дверь.

Стемнело. У новых жильцов зажгли свет. И пошел теневой театр сквозь марлевую занавеску (занавески все же на окно повесили).

Сперва сморчок и горбатая ставили ящики, как кубики, один на другой. Получился шкаф.

— Охо-хо! Чудеса, да и только! — Это со скамеечек.

Потом подняли железную кровать. Каждый стал тянуть к себе. И вдруг — знакомый женский бас:

— Куда, куда свою к окну волокешь?

Мужчина открыл рот, а слов не разобрать.