— А вот хочу — и стучу… Мы его не делили. Может, он мой!
— Хоть бы и твой, так ботать не к чему. Перебудишь всех в избе, только и всего.
Николая передернуло. Вспомнились Мефошкины слова… Да, не надо стучать, перебудишь всех… И в избе и на улице услышат. И он сразу перестал, только следил за отцом тяжелым воспаленным взглядом. Молоток застыл в руке.
Довольный его уступчивостью старик повернулся к поленнице, подставил левую руку и стал набирать дров. Поленья четко постукивали, будто радовались такому почету.
— Не бери дрова!..
— Это еще что за новость? — повернул голову Степан Митрич.
— Не бери, и все тут…
— А топить-то надо али нет? Тебе же с женой жрать нечего будет, пустая-то печка не варит.
— Это мои дрова! Лошадь моя и дрова мои… Ты богат, добудешь себе других.
Степан Митрич сердито бросил с руки поленья:
— Вот навязалось чадушко на мою шею, прости меня, господи. Видно, и не скачаешь. Все-то не так, все-то не по его… И дождаться не могу, когда ты уберешься отсюда. Рай-то какой без тебя был. Послушал сдуру бабы, вот и терпи. Тьфу!..
— Да, поживу еще! — насмехался Николай. — Я с тебя жир-то поспущу… Ты у меня узнаешь, как из дому детей выгонять. Запоешь матушку-репку…
— Провалиться бы тебе в преисподнюю, окаянному! — вышел из терпенья отец.
Вгорячах схватил приставленную к стене метлу и — махнул ею на сына. Метельник остался в руке, а веник соскочил и сразмаху ударился в стену.
Стыдно стало старику. Уж очень разгорелся, а остыть не так-то легко оказалось.
— Пойду сейчас к председателю, Христом-богом умолять буду выселить тебя, озорника: силов моих больше нету твои штуки терпеть.
И повернулся к выходу.
Николай затрясся, привскочил, опять сел. Молоток задрожал в руке. Через секунду какая-то сила подкинула его тело. Мягкими валеными шагами нагнал он в воротах отца и со всего размаху треснул его по голове тяжелым косным молотком. Рыжая телячья шапки отлетела в сторону. Старик упал на руки, повернул голову через плечо, что-то сказать хотел:
— Ме-е… Ме…
Но язык уж не слушался.
Николай вскочил к нему на спину и, с перекошенным лицом, стиснутыми зубами, раз за разом бил по голове.
— Батюшки!.. убьет, убьет!..
То Наталья, выйдя на шум, кричала в сенях диким голосом. Камнем скатилась она по ступенькам и вцепилась в руку сына. Молоток выскользнул из руки.
Николай озверел. Он уже ничего не понимал. Вырвал руку и ткнул мать кулаком в грудь. Старуха охнула, ударилась спиной о поленницу и растянулась в обмороке.
