Запах Вереска | страница 113



— Безмозглый сопляк! Явился в мой дом и решил, что раз ты из Совета, я пред тобой стелиться буду?!

— Вы обязаны Совету… — побелевший и сжавшийся оборотень не успел даже договорить, как озверевший волк сорвался с места и, одним ударом припечатав его к стене, рыкнул прямо в лицо.

— Может мне напомнить Совету, ЧТО они задолжали МНЕ?! Так я с превеликим удовольствием!

— Алан… — побледнев и широко распахнув глаза, выдохнул Маркус.

У альфы дернулись уши при этом имени. Не понимая, почему брат вспомнил мальчишку, Кайрен обернулся и наткнулся на широко распахнутые серые глаза и бледное лицо. Алан вздрогнул, когда зверь обернулся на него. Он сделал шаг, и перед глазами резко потемнело. Последним, что пронеслось в угасающем сознании, был черный волк и взволнованный голос Джулиана…

Сердце зверя[4]

Буду ли я один этим утром,
Нужны ли будут мне мои друзья?
Что-то просто облегчит мою боль
И я никогда не увижу одиночества,
Стоящего за моей спиной…
Я просто пленник своих обещаний
Если б я только смог встать и вглядеться в зеркало, увидел бы я
Одного падшего героя, лицом похожим на меня?
И если я закричу, сможет ли кто-нибудь услышать меня?
Если я разобью тишину, ты увидишь, что слава сделала со мной
Поцелуем облегчи мою боль и оставь меня одного
Я никогда не узнаю, что любовь — это ложь
Ооо, так легко быть в раю сумасшедшим…
Видишь пленника в моих глазах?
Где же любовь, что укроет меня
Дай мне любовь, приди, освободи меня
Где же любовь, что укроет меня
Только любовь, любовь освободит меня
Освободит меня…
W.A.S.P. — «The Idol»

715 год. Драгмирия.


«Этого не может быть… НЕ МОЖЕТ!!!» — кажется, еще одна минута, и он собственноручно схватит этого толстозадого выродка и прямо на глазах у всех разорвет на куски. Будет рвать его тело когтями до тех пор, пока мраморный пол не окрасится его кишками.

Но ни один мускул не дрогнул на холодном лице Ивона Анарсвилья. Равнодушный и еще более нелюдимый, чем прежде, мечник бесстрастным взглядом разглядывал пожилого главу рода Дарион. Барон подобострастно улыбался правителю, который относился к каждому его слову с весьма большим неверием. Конечно же, он был первым вампиром во всей империи, который готов был сейчас чуть ли не на потолке танцевать от радости, однако, была вероятность того, что сведения могут оказаться ошибочными. Но барон был неумолим, и это еще быстрей приближало его к долгой и мучительной смерти, о которой тот не догадывался.

С каждым его сказанным словом взгляд серо-голубых глаз еще больше леденел. Он превратился из пепельного в ослепительно голубой, полный глухого бешенства. Его воины стояли за спиной, притихшие и думающие о том, что командир явно не в восторге от того, что его добычу перехватил кто-то другой.