Канарский вариант | страница 34
До свидания, Нью-Йорк! Увидимся ли еще?
Я вдруг остро пожалел, что не задержался хотя бы дня на три… Хотелось побродить по шумному и пестрому китайскому кварталу, посидеть в ресторанчиках, съездить на глубоководную рыбалку…
Но рутина московских дел и делишек, составлявшая основу избранного или же предопределенного моей судьбой бытия, звала к скорейшему возвращению, не признавая никаких слабовольных устремлений к мелким радостям быстротекущей жизни и принуждая, подобно зануде-учителю в скучный класс, на очередную экзаменовку с беспечной, незаметно промчавшейся переменки.
Встречавший в московском аэропорту Соломон обрушил на меня тонну нежнейших чувств, что сразу насторожило; и точно — после излитых восторгов типа «Милый друг, наконец-то мы вместе» мне преподнесли малоприятный сюрпризик: во время моего отсутствия осторожный и вдумчивый Соломоша попал впросак, ухнув пятьдесят тысяч долларов в безвозвратное никуда. Подвигла же его на совершение данного действия наша старая знакомая Фира Моисеевна, посещавшая офис компании едва ли не каждодневно с инициативными коммерческими предложениями.
Подобно тому как каждая редакция имеет своих внештатных графоманов, с сизифовым упорством заваливающих литсотрудников мусором уходящих в корзины опусов, многие фирмы также терпеливо и безысходно страдают от ходоков из мира стремящихся в бизнес дилетантов, предлагающих купить то выдающиеся неизвестные технологии, то гениальные изобретения невостребованных талантов от науки, а то и разного рода товарно-сырьевую массу — от гашеной извести или же торфа для экспорта в Австралию до уникального яда ужа-мутанта, водящегося в недрах сибирских болот.
К данной категории лиц принадлежала и Фира Моисеевна, неистощимая и энергичная как динамо-машина, в своем посредническом азарте независимого контактора.
Пожилая усатая дама, обремененная семейством, состоящим из сына, работающего официантом в забегаловке, и пяти внуков, являвшихся результатом его четырех расторгнутых браков, проживала в однокомнатной квартире старого московского дома, и случайное посещение данного жилища, помнится, произвело на меня неизгладимое впечатление.
Кроватей в квартире не было, их заменяли двухъярусные самодельные нары, отчего возникало впечатление обстановки поезда дальнего следования. На веревках, тянувшихся из углов комнаты в кухню, сушилось белье младенцев. Чадила плита. Пищало подрастающее поколение. Стол, заваленный пакетами с трофейными объедками из забегаловки, способствовал развитию стойкого отвращения к еде.