— Служу в Министерстве по делам колоний,— ответил я.
— И тебе нравится твоя работа?
— Ужасно не нравится.
— А что ты там делаешь?
— Снимаю копии с актов рождения и смерти.
— Понимаю. И сколько же лет ты этим занимаешься?
— Восемь.
— Я,— сказал он, помолчав мгновение,— не смог бы, наверное.
— Нет. Ты не смог бы.
— Но быть каменщиком трудно: зимой холодно, летом жарко. Но все время снимать копии я бы не смог.
— И я не могу.
— Однако ты это делаешь.
— Я это делаю. Вначале думал, что помру от такой работы, но делаю ее. Ты хорошо знаешь, что значит работа…
— Ты и теперь думаешь так?
— Что от этого можно помереть? Да, но другому, не мне.
— Должно быть, ужасно все время снимать копии,— сказал он медленно.
— Ты и представить себе этого не можешь.
Я произнес это в шутливом тоне. Можно было подумать, что так не должно быть или что это моя обычная манера говорить о жизненных неурядицах.
— Но ведь это очень важно — работа, которой занимаешься. Нельзя делать что попало.
— Очень даже можно,— сказал я,— кто-то же должен делать это, почему бы не я?
— Нет, нет,— ответил он,— почему именно ты?
— Я пытался делать что-то другое, но не смог ничего найти.
— Лучше сдохнуть с голоду. На твоем месте я бы лучше подох от голода.
— Всегда страшно остаться без работы. И еще стыд, ну, я не знаю…
— Есть что-то, что стыднее делать, чем не делать.
— Мне хотелось стать велогонщиком, путешественником — не получилось. В конце концов, я поступил в Министерство по делам колоний. Мой отец был колониальным чиновником, и это было проще для меня. В первый год я говорил себе, что это ненадолго, так, шутки ради, во второй год я уже думал, что так продолжаться больше не может, потом наступил третий год, а потом… Ну вот, ты знаешь…— Ему доставляло видимое удовольствие, что я разговорился.— Во время войны мне было хорошо. Я был в группе телеграфистов. Научился взбираться на телеграфные столбы. Это опасно, меня могло убить током, я мог упасть, и все же был счастлив.— Мы посмеялись.— Когда настал момент удирать, я находился на самом верху телеграфного столба. Мои товарищи убежали без меня, но не в ту сторону, куда следовало. Когда я спустился, их и след простыл. И я убежал один, но в другом направлении. Мне повезло.
Он хохотал от всей души.
— Да! Война… Но иногда смеются и над войной. А потом,— спросил он через мгновение,— во время Сопротивления?
— Я был в Виши с министерством.
Он замолчал, как будто ждал дополнительных разъяснений.
— Я делал фальшивые документы для скрывшихся евреев.
