Моряк из Гибралтара | страница 17
Но я больше не испытывал раздражения, чувствовал себя полностью уничтоженным этой женщиной, ее существованием мелкого муравья, задыхающегося от постоянной деятельности. Я извлек для себя тонны открытий. Эти груды золота просто ослепили меня.
Однажды, слегка устыдившись такого богатства, я попытался бороться. В своем платье, которое ей действительно шло, она пришла в кафе, чтобы сказать мне, что все не так серьезно. Она бравировала любовью к жаре, которая, казалось, сделает ее еще более нежной. Она подошла к столику и поздоровалась со мной. И тут все мои намерения сразу же улетучились, как дым. Я почувствовал, как что-то поднимается во мне так же, как поднимались из глубины Арно рыбы, лопнувшие от жары. И я еще раз поднялся на поверхность вместе с рыбами, убиенными жарой.
Однако самыми плодотворными в смысле моего прозрения оказались ночи, когда мы спали. Я больше не мог отделить ее жара от жара ночного города. Когда она находилась рядом, я утрачивал способность отделить ее от чего бы то ни было — от кровати, от ночи, и это причиняло мне страдания. Нет, я знал, что есть другие создания, тело которых излучает жар, тепло, но это тепло выносимое, братское. Ее тепло носило предательский характер, оно выдавало ее вызывающий, непристойный оптимизм. Спал я плохо, постоянно просыпался, вздрагивал. Одно ее присутствие будило меня, и я долго смотрел на нее в потемках, спящую сном праведницы. Именно тогда каждую ночь я уносился воображением в небольшую деревушку. Передо мной синела большая река. Я нежно произносил ее имя — Магра. Это название освежало мое сердце. Мы были там вдвоем, водитель грузовичка и я. И больше никого вокруг, только мы двое. Она же совершенно исчезла из моей памяти. А мы прогуливались по берегу реки. Все происходило в среду, длинную бесконечную среду. Небо было сплошь затянуто снегообразными облаками. Время от времени мы ныряли, надев маски, и бок о бок плавали в незнакомом мире, зеленом и фосфоресцирующем, среди травы и рыб. Потом мы вылезали на берег, чтобы снова погрузиться в воду. Ни о чем не говорили. Никакие заботы не тяготили нас. Целых три ночи длилась эта удивительная среда. Бесконечная, неиссякаемая. Желания, что я испытывал на берегу реки и в ее глубине, гасили все прочие желания. Я ни разу даже не подумал о женщине. Я не мог представить никакую женщину возле себя на этой реке.
Но наступил день, и река исчезла из моей жизни. Но ее присутствие внутри хватало меня за душу. Уже не мог отделаться от мысли, что я и река как-то связаны.