Когда-то я говорил: безумие, да? Но теперь вместо «да» будет «а». Америка.
В Миннесоте я пребывал в ужасном состоянии ума почти два года, и мне казалось, что я заслуживаю того, чтобы случилось что-то хорошее. Теперь, пробыв в Нью-Йорке больше года, я понимаю, насколько невинным и глупым я, должно быть, казался 27-летней голодной, как ад, девушке-фотографу, полной решимости пробиться на нью-йоркской сцене. И вполне справедливо. Ее обаяние, должно быть, было нездоровой разновидности, и мое недалеко от него ушло.
Я хотел, чтобы она выручила меня. Вытащила из Сент-Лакруа. Я хотел, чтобы она была моим штурманом в Нью-Йорке. Я многого хотел.
У меня были свои резоны, у нее, полагаю, свои. Ей, должно быть, я казался кем-то вроде мокрого-жирного-лысого-купающегося-в-деньгах калчи – прозвище, которым припечатывают любого, кто не из дублинской округи, то есть деревенщину. Урожай, созревший для жатвы.
Эшлинг пришлось повидать немало нашего брата – таких, как я – в своих поездках в качестве помощницы фотографа. Майами – свет, дорогая – был привычным пастбищем для фотографов из пасмурного Нью-Йорка. Множество отельных номеров, баров и долгих фотосессий. Множество арт-директоров вроде меня, с кучей денег, женами, детишками и ипотеками. Надеюсь, что я выделялся на общем фоне, поскольку единственное, что было у меня из всего этого, – ипотека.
Она, должно быть, думала, что я женат, или надеялась на это. Видите ли, не могу не думать, что она собирала информацию обо мне, чтобы как-то применить ее впоследствии. Вероятно, хотела шантажировать меня женой, которую воображала рядом со мной. Ну а почему бы еще я стал жить в викторианском доме с тремя спальнями? Причина шантажа? Поиметь большие сочные комиссионные от рекламного агентства. Для нее, начинающего фотографа, много значила бы перспектива получить пару-тройку заказов от такой прославленной компании.
Я думал: какого черта, она очень красива, я холост, и мне, кроме того, нужен усилитель храбрости. У меня самого не хватило бы яиц сделать следующий шаг, не будь такой вкусной цыпочки, которая бы меня подзадоривала. Я дал ей власть вытащить меня оттуда.
Я начал названивать в отдел кадров, спрашивая, как я могу уволиться. Как будто я сам не знал. Я хотел, чтобы они поняли серьезность моих намерений. Их мнение больше меня не волновало. В реальности это был безумный шаг. Они, должно быть, уверились, что я влюблен – и давайте смотреть в лицо фактам, так и было. Я не забыл попросить, чтобы наш разговор остался конфиденциальным, зная, что им придется проинформировать в подобной ситуации руководителя группы. Так что я сумел пригрозить увольнением без необходимости уволиться. Грэм, мой босс, узнал то, что я хотел дать ему знать: я настроен серьезно.
