Прошло не так много времени, и он как-то раз вскользь спросил меня, продал ли я свой дом. Никогда не забуду выражения его лица. Помоги мне боже, но оно доставило мне наслаждение. И опять же, поверьте мне, я составил свою версию происходившего позднее, но это был мой момент. Лучший способ описать его бледное лицо – сказать, что оно пошло волной. Снизу. От подбородка и вверх до линии волос, одной одинокой волной. Как молоко. Он был настолько бледен. Потребовалась пара ударов сердца, чтобы важность этого дошла до него, а затем до меня. Я и не думал, что это будет так много значить для него, в любом случае. Но, похоже, таки значило. Он, должно быть, был уверен, что я весь его с потрохами еще на пару лет. Если бы я повелся на ту шведку, вероятно, так и вышло бы.
На следующий день он вызвал меня, чтобы сообщить: я должен лететь в Нью-Йорк, чтобы пару недель помогать в тамошнем офисе. Я не знал доподлинно, что больше не вернусь, но надеялся на это, – и у меня была бы возможность увидеть мою Эшлинг. На работу мне было плевать. На хер работу, меня тошнило от рекламы и от всех, кто был с ней связан. Все, что мне хотелось, – это пары оплаченных недель в хорошем отеле в Нью-Йорке вместе с моей любовью.
Возвращаясь в Форт-Факап – такое прозвище я придумал своему дому, – я разговаривал с ней. Я воображал, что она сидит в кресле передо мной. Я с любовью смотрел в точку где-то на средней линии, чуть выше спинки кресла, словно в ее голубые глаза, и, впечатленный, вскидывал голову. Куртуазно кивая, я наклонялся вперед и почти неохотно соглашался с тем, что она имела мне сказать. Она была настолько умна, что даже мне приходилось уступить на йоту. А потом я радостно смеялся. Потому что я был счастлив. Я завел роман. Идеальный роман без всяких вмешательств со стороны. Когда-то я видел мультик о Нарциссе, глядящем на свое собственное отражение в пруду. Его подружка задает ему вопрос: «Нарцисс, здесь есть еще кто-то?»
Если они уволят меня к концу моего пребывания в Нью-Йорке – отлично, по крайней мере, у меня останется несколько памятных моментов. Я пытался организовать поездки в Нью-Йорк и раньше, но все они провалились. Каждый раз, отчаянно пытаясь не выдать голосом разочарования, я говорил Эшлинг, что в итоге ничего не получилось.
Я пинал себя, чувствуя, что всякая надежда на наши отношения ускользает. Это меня убивало. Потом я звонил в субботнее утро около половины одиннадцатого, и ее не было дома. Разница в час делала этот факт еще более тревожным знаком – в Нью-Йорке была половина десятого. Иисусе, мой разум поднял бы меня на смех, точно вам говорю.
