— Боец, я тебя сейчас трогать не буду…
— Спасибо.
— …но на душе своей, можешь ставить крест.
— На себе поставь, — я нагнулся, старшина испуганно отшатнулся и медленно отступил в каптерку. Перекинув через плечо мундир, я гордо удалился в кубрик.
На сердце скребли кошки. Начинал жалеть, что сорвался. Ни к чему лишние проблемы, но меня с раннего детства нервировало, когда неправильно озвучивали мои фамилию, или имя. Фамилия — всё, что у меня осталось, среди долбаной казенщины. Я мрачно переодевался, косясь на отражение в окне. Мундир нравился: черный, как у эсэсовцев, с золотыми погонами и алыми буквами — СВВ; золотым аксельбантом, плюс красный ремень. В дополнение к костюму: белые перчатки и туфли. Взбив тулью фуражки, чтоб повыше поднялась кокарда, водрузил на голову. Встав перед стеклом, поправил галстук. Меня критически осмотрел Димка.
— Истинный ариец. Штурмбанфюрер.
— Не нравится мне одежда. На гитлеровскую похожа ту, что носили эсэсовцы. — Прогундосил Сергей. — У меня деда на войне убили.
— Так может на то мы и Специальные Военные Войска? — рассмеялся Кирилл.
— Ага, будем курировать другие рода войск, — сказал я.
— Почему бы и нет? До сих пор не знаем, какие боевые задачи будем выполнять. Аникин, козел, костюм выдал на размер больше, — ругнулся Кирилл.
— Губа, ты ничего не чувствуешь, про боевые задачи, которые доведется выполнять? — спросил я.
— И не хочу чувствовать. Не нравится мне.
— Рота! Стройся! — проорал дневальный.
— Ну вот, с завтрашнего дня нас начнут на тумбочку ставить и голосить заставят, — сказал Гнеденок, покидая кубрик.
Димка поймал меня за рукав.
— Максим, не переживай, насчет старшины, — он улыбнулся, поправил на носу очки.
— Я не переживаю.
— Ты не понял, я хотел сказать, что если что — мы вместе. — Улыбка Хвалея стала шире.
— Спасибо Дима, конечно вместе. — Я пожал руку.
От Димкиных слов, кошки скребущие сердце, разбежались. Неприятный осадок, от стычки с Аникиным смыло. Слово «вместе», означает, что не один. Не представлял Димку машущего кулаками. По нему видно, что он добрый и честный парень, никогда не хулиганил, хоть и был в обезьяннике. Но…сказанные вовремя слова, это уже помощь.
На плацу загрохотал барабан. Со стороны штаба, из раскрытого окна донесся пробный запуск гимна, у замполита хранилась пластинка с патриотическими песнями. Сквозь оконные стекла было видно, как из штаба вынесли полковое знамя, с золотыми длинными кистями.
— Аты-баты, шли солдаты, — пробормотал Гнеденок.
