— Не сам пошел?
— Ой, не сам.
— А куда эти люди двигались?
— На тую сторону, вот как вы…
— А семью Тимкину не тронули?
— Вроде нет.
— Да…
— Больше у вас тут никто не пропадал?
— Не.
Шурка из вёски больше не отвечает. Он замолкает настороженно.
— Ты что?
— Рельса запела,— шепчет постовой, охранитель новой имперской магистрали.
Партизанский Шурка, распластавшись на шпале, прикладывает ухо к металлу. Легкий звон наполняет рельс. Тревога, пробежав быстрые металлические километры, вливается в ухо Шурки звенящим холодком.
— Дрезина?
— Не,— отвечает Шурка из вёски.— Поезд. Дрезина проезжала тольки перед вами, проверяла усе. То тяжелый. Слышь, как звенит. Скорее бы вам…
Похрустыванье ветвей доносится с вырубки. В пяти шагах от насыпи, на полотне тумана, появляется несколько темных пятен. Коронат и Павло осторожно проводят таратайку с высоко сидящим Миколой между невидимыми под ногами пеньками.
У насыпи фигуры медленно выползают из тумана. Белое озеро как будто выталкивает их. Слышно, как копыта Мушки царапают насыпь, скользят.
— Э, однорукий, Шурка! — сипит Павло.— Давайте!
Они вчетвером, в семь рук, хватают таратайку.
— Пусть этот ваш… слезет, подсобит,— шепчет постовой Шурка, оказавшись под темной фигурой Миколы.
— Не может,— отрезает Павло.
— Раненый, выходит… Ну, с богом.
Терпеливая Мушка рвется вверх. Поднатужась, поспешая за старанием Мушки, они переносят таратайку через рельсы и спускают ее по ту сторону насыпи. Полотно уже гудит глухим гулом, им наполнен, кажется, не только металл, но и шпалы, песок. За лесом видны переливающиеся огни. Мощные, многочисленные огни, непохожие на свет обычного паровозного прожектора.
— Ну, колхозничек, давай! — в темноте Павло отыскивает руку постового.— Ты следы наши прибери, чтоб не сказали хозяева, что гости были худые, грязь нанесли…
— Та разве ж я такой дурный? — отвечает Шурка из вёски.— Руку, было такое, оторвали, а голову оставили, вот каб было светло, вы б разглядели, шо вона на плячах сидит…
— Ну и добре.
Павло на миг замирает. Уже слышно тяжелое, мерное чаханье паровозов, преодолевающих подъем.
— Эх, составчик добрый идет! — вздыхает Павло.— Сундук! Ну ничего…
— Вы, може, где увидите самого Парфеника альбо Фендоса,— шепчет однорукий.— Так скажите — стоим мы через пять наших на одного немца. Нехай партизане выбирают верно… Ох и эшелоны здоровые гонит, то ж куды там…
— Коронат, дай ему махорочки, этому жалейщику,— просит Павло.— Думаю, свидимся еще мы с ним, сгодится этот мужичок.
