Каждую ночь в один и тот же час Настька взбиралась на стоявший неподалеку баркас, и очень скоро к ее нежному звонкому голосу присоединялся чей-то мужской, сдержанно-ласковый. Панфил силился узнать, чей это голос, и не мог. Он припоминал многих хуторских парней, но голос счастливца так и остался для него неизвестным.
Посмеиваясь про себя, вспоминая рассказ Анисима о Настькиной шутке, Панфил прислушивался к говору влюбленных. Звуки поцелуев и смех сливались с плесками волн…
— Эх, шельмы! Как милуются… Ну и пусть… Для них только начинается жизнь — ласково думал Панфил и на короткое время смыкал веки.
Его будил звенящий серебром, заливистый хохот Настьки. Уже на рассвете, расставшись со своим возлюбленным, она шла к подругам, торопила их укладывать снасти… Бабы ворчали, переругивались, а Настька покрикивала и смеялась.
Панфил встречал солнце слабой улыбкой. К нему подходил Котька, пышущий здоровьем, свинченный весь из крепких сухожилий и железных мускулов. Его буденновские усы были тщательно распушены. Он склонялся над отцом и спрашивал:
— Ну, как, батя? Жив-здоров?
— Как видишь… Так, кажись, и вскочил бы, а ноги не слушаются, — отвечал Панфил.
— А куда вставать? Лежи, знай…
— Завидки берут… Поехать бы с бригадой…
— Ну-ну… Не твое это дело сейчас…
— Настька-то.. — хрипел старик, пытаясь привстать. — Всю ночь миловалась… и не пойму с кем… И сну ей нету.
Котька сердито шевелил усами.
— Подслежу — бабайкой огрею. Спать бригаде не дает.
— Не надо. Пускай… Их дело молодое…
— Есть подозрение — Минька Басов косы ей по ночам расплетает, — сказал Котька. Огонь-девка… Я так думаю, батя, от избытку это… в ней кровь, как смола, кипит… Другие втихомолку, а она перед всей бригадой. Ни стыда, ни совести…
— Какая же тут совесть… Ты уж, Котька, не мешай им…
Однажды днем Панфил увидел Настьку. Она принесла ему обед. Над ним склонилось смеющееся загорелое лицо, усеянное веснушками. Ветер растрепал ее пушистые светлые волосы, в больших серых глазах ширился озорной смех.
— Дяди Панфил, я вам уху принесла, — звонко сообщила Настька и тотчас же чему-то засмеялась.
— Спасибо, дочка, — приветливо ответил Панфил, разглядывая девушку. Она стояли над ним, рослая и стройная, пригнув под тент голову, и с любопытством смотрела на него.
— И чего вы все лежите, дядя Панфил? И не надоело нам?
— Надоело, дочка… А что поделаешь?.. Где старость, там и хворость. А тебе хорошо, Настька?
— Хорошо… Я счастливая… — просто ответила Настя и покраснела.
