— Готовы, готовы… — печально подмигнув товарищам, ответил Чекусов.
В полдень загудел в отдалении катер. Он мчался на полный газ.
— Гляди, как гонит, — говорили стоявшие на баркасе рыбаки. — Брызги столбом подымаются. Видать, сам хозяин мчится. Да там их много. Никак все правление? Вот всполошил Шкорка людей.
— Нет, хлопцы, по-моему, дело тут не в одном Шкорке. Зачем столько народу? Что они — хоронить его, живого, собрались? И красное знамя кто то держит…
Катер приближайся к рыбацкому стану. Багряное полотнище знамени извивалось на солнце, как колеблемое ветром пламя.
Не успел катер пришвартоваться к бригадному баркасу, Анисим Карнаухов, а вслед за ним все члены правления колхоза и секретарь партийного бюро, державший древко знамени, стали торопливо перелезать из катера на баркас.
Лица у всех были сосредоточены, торжественно суровы.
— Собрать всех рыбаков на митинг! — резким голосом приказал Анисим и побежал в кубрик катера.
Панфил очнулся и сразу узнал старого друга. Бледный рот его покривился в улыбке. Анисим склонился над ним, смущенно оглядел столпившихся товарищей, сказал:
— Не во-время помирать собрался, Степаныч. Воевать нужно, а ты товарищей хочешь покидать.
Рыбаки с недоумением смотрели на Анисима.
— Что случилось, Анисим Егорович? — тихо спросил Чекусов.
— Война, братцы… Фашистская Германия напала на советскую землю. Нынче, в четыре часа утра, фашистские самолеты бомбили Киев, Житомир, Севастополь…
В кубрике сразу стало тихо. Все встали со своих мест…
Анисим вновь склонился над самым ухом Панфила, сжал его влажную холодную руку.
— Слышишь, Степаныч… Перекинулся огонь и на нашу землю.
— Приподними меня, — чуть слышно попросил Панфил.
Анисим приподнял легкое тело старика, подложил под его спину подушку. Панфил, не выпуская костыля, ловил ртом воздух.
— Я, братцы, в полном разуме… И помирать еще не собираюсь, — сказал он. — Раз уже так было со мной… Прошло. И теперь пройдет. Значит, все-таки полыхнуло и на нас… Ну, что ж, Егорыч… собирай народ…
— Ты лежи… Тебе нельзя, — остановил старика Анисим.
— Нет, братцы… Вы уж меня не бросайте… — твердо попросил Панфил, стараясь спустить с койки искалеченную ногу и опереться на костыль. — Я всегда был с вами… И зараз не отстану.
Глаза его отсвечивали сухим напряженным блеском… Его поддерживали Анисим и старик Чекусов. Через минуту силы опять оставили Панфила, голова его вяло свесилась на грудь… Уже не противясь товарищам, он позволил уложить себя на койку.
